Возникла парадоксальная ситуация. С одной стороны, Какоулин подписывал смертные приговоры жителям, обвиненным в поддержке Соловьева. С другой, тот же Какоулин целенаправленно мешал Голикову нанести решительное поражение атаману, чтобы победа восемнадцати летнего мальчишки не навела Москву на мысль поставить Аркадия Петровича во главе губернского штаба ЧОН.
Сейчас, когда известен истинный облик многих «твердокаменных большевиков», одни из которых состояли на содержании немецкой разведки, а другие копили в сейфах кремлевских кабинетов царское золото для семейных нужд, я не исключаю материальной заинтересованности Какоулина в том, чтобы Аркадий Петрович потерпел крах.
Война на два фронта для будущего писателя продолжалась. При этом война с начальством становились опаснее борьбы с казачьим атаманом.
Три «недреманных ока»
Сознавало ли губернское начальство, что Голиков поставлен в невыносимые условия? Конечно. Оно этого и добивалось. Но у Какоулина и его окружения нарастал страх перед Голиковым. Начальство хотело получать непрерывную информацию. Оно желало знать, что Голиков делает в каждый час своего пребывания в Ачинско-Минусинском районе. Но телефона у Аркадия Петровича не было. Телеграфа тоже. Посылать дважды в день гонцов за 50-100 километров с докладом о себе Голиков не имел возможности: его наличные силы насчитывали всего сорок человек. При этом увеличивать численность батальона командование не собиралось. И оно (напоминаю) нашло хитроумный выход.
Вместо пополнения к отряду Голикова были прикомандированы три… милиционера. У них не было полномочий для участия в боевых действиях. Милиционеры несли фельдъегерскую службу. Они забирали донесения от Голикова, доставляли в Ужур, получали ответные распоряжения и передавали их Аркадию Петровичу. При этом все было продумано до мелочей.
Пока один фельдъегерь нес донесение от Голикова в Ужур, к ближнему начальству, а второй – приказы из У жура к Голикову от того же начальства, третий фельдъегерь неотлучно оставался с Аркадием Петровичем.
Их работа гарантировала не только доставку секретной переписки, но и то обстоятельство, что Голиков не будет самостоятельно общаться с внешним миром. Мало того, официально находясь возле Голикова, фельдъегери наблюдали повседневную жизнь комбата. Они докладывали о ней в штабе Сибсводотряда в ожидании ответной почты.
Победа на два фронта
Население просит о помощи
Соловьев продолжал терроризировать и разорять Хакасию. Атаман входил в относительно зажиточное селение, его подручные выносили из домов одежду, утварь, посуду, кухонные принадлежности, продовольственные запасы. Обозами по десять-двадцать подвод Соловьев увозил награбленное в лес.
До приезда Голикова атаман разорял селения безнаказанно. Даже складывалось впечатление, что Соловьев с кем-то из властей своей добычей делится, потому что кто-то ему эту безнаказанность обеспечивал.
До революции 1917 года Сибирь считалась краем обильным. Каждый мог взять себе столько земли, сколько был способен обработать. Люди содержали громадные стада лошадей, коров, овец. Большим подспорьем была пушная охота. Существовал уникальный промысел – шишкование, собирание кедровых орехов, которые считались важным продуктом питания.
Понятно, что немалую часть своих сбережений жители держали в золотых и серебряных монетах, приобретали и хранили ювелирные изделия. Многие из них имели музейно-историческую ценность. При этом до начала Гражданской войны жилища не запирались. Воровство и тем более грабеж были редкостью. После свержения царя запреты на изъятие, хищения чужой собственности рухнули. Соловьева это устраивало.
С появлением Голикова в Ачинско-Минусинском районе количество налетов на селения сократилось. Бойцы Голикова и он сам моментально выезжали в ограбленные деревни. Там они наводили справки, в какую сторону направились грабители, и мчались следом. Попытка догнать иногда превращалась в многодневную гонку. Бывало, что Голиков со своим отрядом шел по тайге с малыми остановками по сто и полтораста километров.
Соловьев и его подручные начали Голикова бояться. Местное население стало молодого командира поддерживать. В селениях его запросто звали Аркашкой. Перемена обстановки грозила Соловьеву катастрофой. Ведь только у местных жителей Соловьев получал или отбирал продовольствие и менял своих загнанных коней на отдохнувших.