– Конечно, туфта. Поэтому давай-ка лучше о деле. Знаешь, – задумчиво продолжил Еремеев, – после того как по твоему приказу хлопнули Колю, единственной целью в моей жизни было добраться до тебя и долго рвать зубами на мелкие кусочки. Неделями. Месяцами. Чтобы ты не переставая орал от боли и видел, как медленно тает искромсанное тело. Но потом понял: это контрпродуктивно. Пусть, думаю, взлетит орел на вершину, больнее падать будет. Заодно и урок новым игрокам Системы: всяк сверчок знай свой шесток. А то слишком много борзых вояк развелось в аппарате после войны.
– Неужели весь многолетний спектакль в новой шкуре был нужен ради твоего любовника Ежова?
Еремеев вскочил и, тыча пальцем в Лаврентия Павловича, буквально выплюнул каждое слово тому в лицо:
– Он был не просто моим любовником, он был учителем, я любил его больше жизни! Не тебе! Ублюдок! Судить! Что! Такое! Любовь!
Лаврентий Павлович смотрел на него с абсолютным спокойствием обреченного.
– Это ты жил как животное, вчера – одну пригрел, сегодня другую, – устало плюхнулся «генерал» обратно в кресло, чуть ослабляя на шее галстук, – впрочем, чего бисер перед свиньей метать… все равно не поймешь.
Берия поморщился:
– Слишком театрально. Как сказал бы товарищ Станиславский: «Не верю». Давай заканчивать.
– Погоди. Осталась самая малость. Официальная часть, так сказать. Просили передать слово в слово.
Закрыв глаза, глухо нараспев продекламировал:
– Ты давал клятву служить Системе и нарушил ее. Мы терпеливо ждали покаяния и исправления, но тщетно. По заслугам и честь. Ответственность за твою жизнь отныне мы с себя снимаем. Ты полностью предоставлен своей судьбе. Система.
В кабинете наступила тишина, лишь клацали стрелки настенных часов.
– Значит, главы подарили тогда тебе жизнь, чтобы иметь противовес мне? А теперь спустили поводок? – задумчиво спросил Берия.
Еремеев, бросив взгляд на циферблат, поднялся и кивнул Лаврентию Павловичу.
– Именно. А теперь пойдем. Познакомлю с «крестниками».
Они вышли из кабинета в спальню. Подойдя к двери, которая вела во внутренний двор особняка, Еремеев приоткрыл плотную штору и поглядел наружу.
– Там ждут люди из органов, чьи родные и близкие были казнены по твоей личной инициативе. Думаю, им есть что сказать.
Он открыл дверь, изобразив издевательский поклон, сделал рукой приглашающий жест.
– По заслугам и честь, Лаврентий Павлович.
Берия, в темных брюках и белой накрахмаленной рубашке, вышел на улицу. Вначале увидел два грузовика и бронемашину, перегородивших въезд во внутренний двор. А затем взглянул на шеренгу автоматчиков, смотревших на него с глухой ненавистью.
Когда спускался по ступенькам вниз и первые пули начали рвать его тело, единственной мыслью было: «Дойти до конца и не упасть».
– Так и умер этот многогранный мерзавец, на ступенях своего дома. Архитектор человеческих судеб, мать его, – добавил Аркадий Натанович, залпом выпив свой коньяк.
Я и не успел заметить, как за окнами стало темно. Хотя, конечно, зима, но время будто изменило свой ход. Все еще казалось, что я вижу дымящиеся стволы автоматов и пронзенное десятками пуль тело.
– Ильин… Ильин… это тот, который был у вас в «мосписе» серым кардиналом? – поинтересовался, чтобы сказать хоть что-то. По правде говоря, меня бил озноб после этого рассказа.
– Ильина шлепнули на Лубянке в сороковые. Заменили профессиональным террористом, начинавшим при Ежове. Ты про ODESSA слыхал?
Помотав отрицательно головой, я схватил с тарелки кусок колбасы и начал судорожно жевать.
– Была такая милая тайная организация в фашистской Германии, о которой и сегодня мало что известно. Когда бонзы поняли, что настал каюк, то с ее помощью стали различных убийц, военных, ученых, связанных с орденом СС, эвакуировать из страны, преимущественно в Южную Америку. Как ты понимаешь, к тому времени союзники имели данные об основных нацистских преступниках, часть из которых все-таки предстала впоследствии перед международным трибуналом. В общем, дорога была одна – на виселицу, сбежать фактически невозможно. Согласись, ведь отлично выполненные документы, даже деньги – это еще не гарантия успеха. Но нацистские мрази не просто так проводили эксперименты в лагерях смерти. У них был целый штат высококлассных пластических хирургов, набивших, так сказать, руку на узниках. Наши-то кое-кого из этих чудо-медиков прихватили в итоге. И, думаю, ты догадываешься, в какое интересное заведение немцы попали.
Аркадий Натанович задумчиво крутил пустой фужер в руке.