Арк

Нет ничего хуже, чем лезть третьим в чужую ссору. Но уж назвался груздем – полезай в кузовок. Стас вздохнул и вежливо постучал в гостиничный номер.

Дверь ему открыл пожилой сухопарый мужчина в костюме, похожий на всесоюзного старосту Калинина с портретов.

– А, товарищ Мешавкин, – сказал он, – заходите, будьте любезны. Наслышан, наслышан. Рад знакомству. Может быть, чаю? Я привез с собой восхитительный индийский чай.

– Благодарю, Александр Петрович. Я буквально на пару минут заскочил побеспокоить вас. Вот, возьмите, – Стас протянул несколько листов бумаги, – это программа мероприятия.

Первую премию в области фантастики «Аэлита» было решено вручить двум авторам: корифею жанра Александру Казанцеву и братьям Стругацким, которые всеми, включая самих писателей, воспринимались как один человек, хотя некоторые и шутили, что Стругацких не один, а полтора.

Все знали, что между братьями Стругацкими и Казанцевым идет давняя непримиримая литературная война.

Стас с обреченностью смертника готовился получить шальную пулю.

Казанцев пробежался глазами по программе и вежливо заметил:

– Станислав, если позволите, тут указан обед в честь лауреатов. Знаете, я понимаю, что вы готовились, но позвольте мне все-таки самому оплатить ресторан, это в лучших европейских традициях, когда номинант устраивает небольшой банкет по столь торжественному поводу.

Он полез в карман и, вынув пухлый кожаный кошелек, отсчитал несколько весьма крупных купюр. У Стаса отлегло от сердца – деньги на премию собирали всем миром, и ресторан был самой слабой частью праздника. Теперь можно было не переживать, что свердловчане упадут в грязь лицом перед столичными звездами литературы.

Этажом выше жил Аркадий Натанович. Его брат заболел и не смог приехать, поэтому тот принимал премию за двоих. Хотя ему было уже за пятьдесят, Стругацкий выглядел лет на десять моложе. Весьма подтянутый, темноволосый, с легкой проседью мужчина, хотя ростом казался ниже – обычно все описывали его чуть ли не гигантом.

Стас представился, протянул программу и рассказал о предложении Казанцева.

– А когда я смогу дать обед? – поинтересовался Аркадий Натанович. – Ведь мы с Борисом тоже лауреаты.

– Увы, – развел руками Мешавкин, – программа утверждена обкомом партии, и боюсь, что включить в нее дополнительные мероприятия не представляется возможным.

– Так дело не пойдет! – воскликнул Стругацкий. – Подумайте сами, вы ставите меня в крайне неловкую ситуацию… Казанцев кормит меня обедом, а я его – нет? Вот что, голубчик. Прошу передать Александру Петровичу: сегодняшний обед дают лауреаты. Подчеркиваю, не лауреат, а лауреаты. Сколько с меня причитается? – поинтересовался он, доставая портмоне.

«Вот ведь не знаешь, что лучше: голодный обед или драка двух тщеславий», – подумал грустно Стас и снова поплелся вниз, про себя матом поминая игру в испорченный телефон.

Когда Казанцев выслушал предложение Стругацкого, то, хмыкнув, заметил:

– Знаете, формально он, конечно, прав. Только тогда я очень прошу вас быть хозяином стола и первым произнести тост. Вы же знаете… скажем, так, некоторую экспансивность натуры Аркадия Натановича.

В назначенный час ресторанный стол ломился от угощений и выпивки. Приглашенные гости с нетерпением ожидали начала ужина.

Как и было уговорено, Стас готовился произнести тост, который бы не обидел обоих писателей. И вдруг, когда он уже стал подниматься, резко встал Стругацкий, держа в руке рюмку с коньяком.

– Вы позволите? – утвердительно бросил он Мешавкину и, повернувшись к собравшимся, обвел их хитрым взглядом.

Казанцев укоризненно посмотрел на Стаса, но тот лишь обреченно пожал плечами.

– Я был тогда еще пацаном, – начал Аркадий Натанович, – но до сих пор прекрасно помню, с каким нетерпением ждал последнего звонка, а нередко даже убегал с уроков в школе. Дело в том, что к обеду нам домой приносили почту. Тогда в «Пионерской правде» печатали роман Казанцева «Пылающий остров» – с продолжением, понимаете? И меня снедало нетерпение, что же дальше будет с героями?

Напряжение спало, застолье пошло по накатанной. Был и ответный тост Александра Петровича, после которого Стругацкий подарил тому книгу с автографом для его сына, оказавшимся поклонником творчества братьев.

Но когда обед закончился и пришло время ехать на вручение премии, Казанцев тихо подошел к Стасу и шепнул на ухо:

– Воля ваша, но это был не Аркадий Стругацкий. Никогда и никому он таких панегириков петь бы не стал.

Москва, 1953 год

Вернувшись домой от Маленкова, Берия долго ходил по кабинету, размышляя, как лучше поступить. Один звонок, и внутренние войска будут через час штурмовать Кремль.

«А оно мне надо? Не для того я уступил первый пост в стране Егору, чтобы заново сыграть старую партию в политическом покере».

Все последние месяцы он активно создавал себе как в стране, так и за рубежом имидж реформатора, либерала и законника. Потерять в одночасье из-за интриг Системы подобный капитал было по меньшей мере глупо.