Арк

Просматривая докладную записку, Сталин никак не мог понять, чего от него хочет Жданов.

Как обычно, прочитав первый раз, он принялся читать заново, медленно делая легкие отчерки под важными пассажами в тексте желтоватым ногтем правой руки – привычка, оставшаяся со времен тюремного заключения.

Дойдя второй раз до конца документа, поднял свои рысьи глаза на сидевшего напротив Председателя Верховного Совета РСФСР и хмуро поинтересовался:

– Почему я получаю эту информацию от вас, Андрей Александрович, а не от Лаврентия Павловича?

Жданов знал, что идет ва-банк, и, взяв себя в руки, твердо посмотрел на Хозяина:

– У меня нет пока точных данных, Иосиф Виссарионович, но возможно, что и товарищ Берия косвенно причастен к готовящейся акции.

Тяжело поднявшись из-за стола, Сталин подошел к наркому и присел перед ним на корточки:

– Конспираторы. Провокаторы чертовы. Ведь десять раз я им говорил – войны не будет, – глядя на Жданова снизу вверх, яростно начал тыкать рукой в пол. – Вот здесь, неделю назад, Берия валялся у меня в ногах, умолял хотя бы провести военные сборы. Я ему что сказал? Не дразни Гитлера. А они, значит, стягивают войска к границе, пока товарищ Сталин и товарищ Молотов заняты дипломатией? Андрей Александрович, завтра у нас что? Суббота?

– Так точно, товарищ Сталин.

Вождь резко встал и направил сухой, прокуренный указательный палец на посетителя:

– Вы как член Комитета обороны от моего имени составьте приказ: всем частям и соединениям, кроме занятых на боевом дежурстве, объявить выходной. Пусть выметаются в увольнение, девок тискают и водку жрут. Постарайтесь не допустить, чтобы директива заговорщиков о подготовке к нападению немцев распространилась среди командиров.

У Сталина злобно топорщились усы. Он с раздражением грохнулся на свой стул и начал яростно чиркать спичками. Прикурив с третьего раза и пыхнув дымом, немного успокоился. Все же не стоит показывать эмоций перед подчиненными.

– Нам с тобой, главное, время протянуть до понедельника, – доверительно наклонился он через стол к Жданову, – а дальше уже – победителей не судят. Не случится ничего в воскресенье, так командиры первые против безумных наркомов повернут оружие. Не дай бог, кто-то особо ретивый сочтет эту писульку, – потряс он бумагами в руке, – руководством к прямому действию. Идите, товарищ Жданов.

Тот поднялся и вытянулся во фрунт перед вождем. Сталин также встал, вновь подошел к нему и похлопал по плечу.

– Идите, – повторил вождь. – Я никогда и ничего не забываю. Вы сделали самый главный и самый верный выбор в своей жизни.

Когда тот ушел, Иосиф Виссарионович стал медленно ходить из угла в угол, посасывая трубку.

«Ну вот и пришло время смены караула. Молодые волки подрастают, пора им дать немного порулить. Надо выдвигать того парнишку, Суслова, давно его уже приметил. Будет предан вечно: взращен мной и живет мной. Даже если умру, не колеблясь продолжит начатое. Далее. В армии все в порядке, ни один приказ, не подписанный лично мною, вояки выполнять не станут, тут они просчитались. Новый генералитет смотрит в рот и ловит каждое слово, аки божественную истину. То, что Лаврентий мог предать – это вряд ли. Наверное, терпение глав лопнуло, и ему дали четкий и недвусмысленный приказ. Кругом люди Берии, а значит, и Системы, даже тут. Им ничего не стоит отравить меня в любой момент. И концы в воду».

Он подошел к столу, нажал кнопку вызова. Через тридцать секунд перед ним стоял статный охранник в форме НКВД, подобострастно взирая на вождя.

– Вот что, – сказал тот, – соскучился я по собственной стряпне. Прикажите, пусть сообразят мне небольшую плитку, ну и все прилагающееся: посуду, вилки-ложки.

– Так точно, товарищ Сталин. Когда прикажете доставить?

– Думаю, до завтра ваши люди подберут необходимое. Пусть установят в смежной комнате, пока я днем буду работать.

– Разрешите выполнять?

Сталин кивнул, и охранник, словно на параде, строевым шагом вышел. Хмыкнув в усы, вождь уселся за стол, чтобы еще раз перечитать докладную Жданова.

Но вместо нее увидел стопку чистых листов, поверх которых лежала записка на тонкой рисовой бумаге, заполненная крупным, каллиграфическим почерком.

«Коба!

За последний год мы не единожды просили вступить в войну с Германией, но ты отмахивался от тех, кому присягал когда-то. Посему передаем коллегиальное решение: считаем невозможным сотрудничество лично с тобой. Однако мы поддержим сопротивление германской агрессии всеми доступными способами, не противоречащими нашим принципам. Контакты во время войны, которая начнется в воскресенье, будут осуществляться через тех здравомыслящих командиров, которых ты успел окрестить «заговорщиками». Ответственность за твою жизнь, здоровье и безопасность отныне мы с себя снимаем. Ты полностью предоставлен своей судьбе.

Система».

Когда Сталин дочитал записку до конца, она рассыпалась у него в руках. Хлопья пепла полетели на пол и он, хищно, по-звериному раздул ноздри, учуяв знакомый запах.