Арк

Горели факелы, танцевали женщины и мужчины. Душная августовская ночь светом полной луны серебрила потные тела. Жар близкого огня усиливал ядовитый аромат растущего у подножия гор аконита, а пение танцующих казалось монотонным. Суламифь почувствовала головокружение.

…в одно мгновение все исчезло.

Сверху навис ненавистный посетитель. Мужчина уже вешал ей на шею таинственный кулон. Хмыкнул:

– Вижу, что не ошибся. Старайтесь не брать его в руки без нужды, поверьте, он и так работает прекрасно. У вас с ним сродство. Ладно, в сторону лирику. Да соберитесь же! – прикрикнул он.

Суламифь пыталась прийти в себя после увиденного. Кнопмус подошел к умывальнику, налил в стакан воды и протянул девушке. Судорожно выпив, та наконец сфокусировала на нем взгляд.

– Готовы?

– Так точно, готова.

– Во-первых, задание подобного рода будет последним в вашей жизни. Второй объект нужно не просто затащить в постель – он должен стать официальным мужем, с которым проживете до конца своих дней. Там – Кнопмус ткнул вверх указательным пальцем – на него делают большие ставки. Ваша задача – лишь контролировать ситуацию. А во-вторых, запомните вплоть до мельчайших деталей, что конкретно надо будет сделать…

Москва, 1962 год

– Наверное, это самое страшное время за последние лет двадцать, значит. Я кожей чувствую, что надвигается война. Понимаешь? И не просто война, война на вза-и-мо-уни-что-же-ни-е.

Он с трудом выговорил это слово, видимо, недавно вычитал в докладе одного из референтов.

– Ты у нас умный, а я университетов не кончал, зато, работая в Системе, шкурой своей, вот этой вот, – Хрущев потряс себя по загривку, – научился видеть лучше, чем глазами.

Микоян сидел молча, смотрел на нового хозяина пищевой пирамиды.

Сейчас ему вспоминался Коба, который умел даже в поздние годы жизни скупыми фразами сформулировать мысль.

Но вот что удивляло.

Этот клоун, певший у Кобы на посиделках песни и плясавший гопака, не умеющий двух слов связать, вдруг ухватил – из ничего – главную мысль.

Ладно, не стоит показывать, что знаешь слишком много.

Подыграем.

Анастас Иванович слегка поморщился и сказал:

– Никита, драматизируешь.

– Да ни хрена я не драматизирую! – Хрущев вскочил и резко замахал руками. – Без всяких там Семичастных чую: будет жопа. И наша с тобой задача – жопу эту предотвратить, понял, нет? Ты, Анастас, один из немногих, кому я верю. – Хрущев наклонился к сидящему Микояну. –  Смотри, какая штука. Кеннеди ракеты разместил в Турции? Так, нет? До Москвы они теперь за десять минут с копейками летят. Полный швах в сельском хозяйстве, а значит, начнись завтра война, жрать-то нечего будет. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, значит.

– Слушай, ну давай повысим закупочные цены у колхозников-то. И стимул будет им лучше работать, как считаешь?

Никита Сергеевич почесал массивный нос, хмыкнул:

– Мысль в принципе верная. Когда еще на селе работал, то дай нам Николашка выше цены – не пошел бы рабочим горбатиться, и там бы поднялся. – Он снова наклонился к собеседнику и погрозил пальцем перед лицом. – Но учти, головой ответишь, если просрем все.

Микоян неторопливо, как всегда это делал Сталин, достал из кармана пиджака два листка.

– Только прочти для начала это.

Хрущев вырвал документы у него из рук и нервно заходил по кабинету. Перечитав раза три, разорвал все в мелкие клочья. Заорал:

– Откуда у тебя эта чушь, мать твою так?

– Эта чушь у меня от Абрасакса, – спокойно ответил Микоян.

– Дурит этот мерзавец нам голову. Сначала Кобе в мозги срал, теперь нам срет. Вспомни, в прошлом году как он нас заморочил с этой стеной поганой в Берлине? И что вышло, понимаешь? Вышло то, что мы идиотами себя выставили. Не хочу больше слышать ничего!

Никита Сергеевич гневно, носком ботинка, поддел обрывки бумаги и подбросил их в воздух.

– Не верю, понял? Не верю ни единому слову.

Анастас Иванович лишь пожал плечами:

– Ну дело твое, я лишь передал.

– Скажи мне лучше, – Хрущев схватил стул и уселся на него, развернув спинкой к собеседнику, – что наши орлы накопали?

– Мало, Никита, мало.

– Ты это, излагай давай.

Микоян помялся:

– Учти, есть только косвенные сведения.

– И что? Не томи.

– Смотри сам. Он приложил, судя по всему, руку к аресту Ежова. К смерти Кобы. Каким-то образом помогал нашим хваленым маршалам в войну, убей бог, понять не могу как. Есть один секретный доклад, случайно ребята нашли, о том, что из Хранилища получен некий прибор в начале сорок второго года, и тут вдруг резко наши дела в гору пошли. Сечешь?

– Что за прибор?

– А хрен его знает, – теперь уже Микоян встал со стула в раздражении, – вроде как медальон, в форме ветки дерева. С этим Абрасаксом вообще сплошной туман, мы десяток документов нарыли, да и то все вилами на воде писано. Доказательств ноль.

Микоян взял Хрущева за лацкан пиджака, будто биндюжник, и, ухмыляясь сказал: