Аристономия

Но как быть с полковником Патрикеевым? Не персонально с ним, а шире – с необходимостью защиты государства. Петр Кириллович прав: если у розы нет острых шипов, ее сорвут.

Во время войны без смертной казни вроде бы нельзя. Ее смысл не столько в возмездии, сколько в профилактике. Страшась расстрела, солдаты меньше мародерствуют, а тайные сторонники красных не осмеливаются перейти к открытым действиям.

Но Антон нашел решение и для этой трудной задачи.

Да, острастка необходима. Пускай суды и военные трибуналы выносят смертные приговоры, и об этом широко оповещают всех.

Будет еще страшней, если осужденных станет увозить в море некий специальный корабль, для эффектности его можно покрасить в черный цвет.

Корабль уплывает за горизонт, провожаемый испуганными взглядами, а возвращается пустой. Понятно, что приговоренных расстреляли, а трупы скинули в море. В перерывах между жуткими экспедициями черное судно стоит на рейде, самим своим видом предостерегая и увещевая. Суровая команда никогда не сходит на берег, имени капитана никто не знает, все зовут его «Харон», вдохновенно фантазировал Антон.

Но фокус в том, что на самом деле преступников не казнят. Их переправляют на хорошо охраняемый остров и держат там в тайном заключении. Когда же война закончится, будет объявлено: «Мы никого не убивали, все живы».

Антону так понравилась идея, что он решил изложить ее в отдельном документе. Ничего утопического в этой затее не было. У румынских берегов – он выяснил – есть подходящие острова. На некоторых даже имеются заброшенные казармы еще довоенного времени.

С Бердышевым они увиделись три дня спустя.

Произошло это неожиданно. Просто на улице гуднул клаксон, хлопнула калитка, Антон выглянул в окно и увидел капитана Сокольникова. Вечернее солнце окрашивало погоны кителя в цвет меди.

– Доклад еще не готов, – сразу сказал Антон, когда Бердышев пожал ему руку. – Но очень хорошо, что вы меня вызвали. Я хотел бы с вами говорить об одной принципиально важной вещи…

– После, не сейчас. – Петр Кириллович разглядывал своего протеже, пожалуй, пристальней, чем во время первой встречи. Будто желал найти ответ на какой-то непростой вопрос. – Я пригласил тебя по неотложному делу.

От Сокольникова по дороге Антон так и не узнал, чем объясняется внезапный вызов в вечернее время, поэтому выжидательно умолк. Но Бердышев молчал, нервно постукивая по столу и покачивая головой, как бы в сомнении.

– Жду полковника Патрикеева. Он будет с минуты на минуту, – объяснил он паузу.

Антон встрепенулся:

– Но о нем-то я и хотел с вами говорить!

Волнуясь и торопясь, он рассказал про мерзкую сцену, свидетелем которой стал несколько дней назад.

Лицо Бердышева застыло в недовольной, даже брезгливой гримасе.

– А ты не догадывался, что на войне стреляют? – перебил он. – Откуда ты знаешь, сколько крови на руках у того подпольщика? Очень может быть, что у Аркадия Константиновича с ним давние счеты. Обезвреживая большевистское подполье, полковник потерял несколько ценных сотрудников, своих соратников. Я не знаю, что бы я сделал, если бы мне попались мерзавцы, ссадившие с поезда, на верную смерть…

Он заперхал, не договорил, щека задергалась. Антон понял, что Петр Кириллович не может произнести вслух имена жены и дочери.

– Да, конечно, все живые люди, пролилось много крови, есть жажда мщения и прочее, – еще быстрей заговорил Антон, чтоб отвлечь собеседника от мучительной темы. – Но этот хоровод смерти кто-то должен остановить.

Как мог коротко, он изложил свою идею о секретном острове. Многие детали пришлось опустить. Антон боялся, что заявится Патрикеев и не даст рассказать суть.

Черты Бердышева понемногу смягчались.

– Неплохо придумано, – кивнул он. – Особенно про черный пароход на рейде. Можно было бы тайком отвезти в секретную тюрьму европейских союзников, чтоб успокоились, а то они всё заявляют нам гуманитарные протесты из-за «эксцессов». Однако этот метод пригоден для следующего, более спокойного этапа. Пока что мы деремся за выживание и вынуждены действовать с предельной жесткостью. Любая нерешительность будет расценена как слабость. Наказание должно происходить не за горизонтом, а на глазах у всех, публично. Гадость, но необходимо. – Петр Кириллович перегнулся через стол. Его воспаленные глаза магнетизировали собеседника. – Ты ведь без пяти минут врач. Тебе отлично известно, что есть травмы и болезни, не поддающиеся медикаментозному или терапевтическому лечению. Требуется хирургическое вмешательство, радикальное и срочное, пока не погиб весь организм. Крым достался нам насквозь больным, прогнившим, червивым. В горах бродят банды «зеленых», в городах бесчинствуют уголовники, но главную опасность представляет большевистское подполье. Ты плохо понимаешь шаткость нашего положения. Севастопольские рабочие – мощная сила. Если врагу удастся их организовать, затеять восстание или хотя бы просто стачку, мы погибли. Не будет ни продовольствия, ни боеприпасов. Тыл рухнет, армия развалится. Раз полковник задерживается, давай-ка я пока введу тебя в курс дела. Это сэкономит нам время.