Ариадна

Съ балкона входятъ Генералъи Полежаевъ.

 — Я и тогда говорилъ, что смeяться надъ попытками культурной работы въ деревнe не слeдуетъ. А то, что вы мнe показывали, лишь сильнeй меня убeждаетъ въ этомъ. Значитъ, въ земство? Баллотируемъ?

(улыбаясь.) — Истина, генералъ, въ земледeльческомъ трудe?

 — Истина въ общественности, въ работe для устроенiя человeчества, и — въ разумномъ пользованiи благами… а-ха-ха… благами жизни. Но въ разумномъ, замeтьте! Безъ всякихъ этихъ истерiй и надсадовъ россiйскихъ.

(быстро вскакиваетъ и опять дeлаетъ туръ по комнатe).

Je traverse en bateau l’Atlantique!

(хохочетъ). — А? Взгляните на эту жизнерадостность!

 — Меня сейчасъ вашъ юноша Богъ знаетъ въ чемъ упрекалъ.

 — И напрасно-съ. Вполнe напрасно васъ упрекать.

(вынимая часы.) — Я только не могу понять, почему такъ спeшатъ? Всего половина пятаго.

 — Ничего подобнаго. Пять.

(смутившись.) Ахъ, да… у меня по обыкновенiю отстаютъ часы.

— Ну, прощай. (Обнимаетъ его.) Часики остаютъ, это ужъ такъ тебe полагается. Одно слово Полежаевъ, значитъ, на одномъ боку лежитъ. Пиши о своемъ Рафаэлe, да яблони рeжь. А хочешь, я во всеуслышанiе тебя осрамлю?

(цeлуетъ ее въ лобъ). — То, что моя фамилiя Полежаевъ, еще не столь позорно. Ну, срами.

 — Ходили это они разъ, ходили съ Арiадной по музею, кажется, въ Берлинe. Онъ и замучился. Говоритъ: иди одна, я тутъ посижу, у колоны. Хорошо. Она ушла. Съ полчаса одна была. Вернулась — онъ голову къ колоннe — и разводитъ. Прямо похрапываетъ. Ахъ ты, любитель искусствъ!

(смeясь). — Это доносъ.

 — Да ужъ теперь оправдывайся. (Цeлуетъ Арiадну.) Прощай, моя Арiадна. Тебe за все спасибо.

Входитъ Игумновъсъ букетомъ въ рукe.

 — А я думалъ — опаздаю. (Подаетъ ей цвeты). Это вамъ. На дорогу.

(серьезно.) — Благодарю васъ, Сергeй Петровичъ. (Жметъ ему руку).

 — Да. (Задумчиво.) Вамъ на дорогу. Лучшее, что могъ я найти.

(беретъ фуражку.) — Кажется, сантиментальные обряды кончены. Впрочемъ, въ деревнe еще садятся передъ отъeздомъ.

(Выходя, подымаетъ надъ головой букетъ, слегка киваетъ имъ оставшимся). — Прощайте, милые, хорошiе, черные и бeлые.

(Саламатину). — Надeюсь, что на поворотe, гдe шоссе… а-ха-ха… не вытряхнемъ барышню?

 — Не безпокойся.

 — И вамъ, и вамъ! (Машетъ букетомъ въ четыре угла комнаты). И вамъ!

Всe входятъ, Игумновъ и Дарья Михайловна остались. Нeкоторое время молчатъ. За сценой голоса уeзжающихъ; слышно, какъ спорятъ изъ-за чемодановъ. Автомобиль пробуетъ свой рожокъ.

 — Ты, эти цвeты… гдe…?

 — Зачeмъ?

 — Сергeй, взгляни на меня. Подыми голову.

(подымаетъ.) — Вотъ я какой.

 — Господи!

Закрываетъ лицо. Быстро выходитъ.

(одинъ.) — Мое лицо ее напугало. А всегоона еще не знаетъ.

Входятъ Полежаевъи Арiадна.

(полуобнимаетъ Игумнова.) — Ну?

 — Та-акъ! (Беретъ его, какъ борецъ, слегка подымаетъ, неестественно улыбаясь. Наконецъ, крeпко ставитъ на землю.) Вотъ.

 — Покатила наша Лапка. У самой слезы, а сама все дурачится.

(отходитъ къ столу, гдe лежатъ книги и снимки). — Туго ей стало что-то, послeднее время.

 — Туго всeмъ.

 — Да, не особенно легкая штука — то, что называемъ мы жизнью.

 — Меня скоро тоже будете провожать.

(перебирая гравюры.) — Куда же?

 — Да куда-нибудь далеко.

 — Какъ же такъ, Сергeй?

 — Всeхъ я замучилъ — себя, жену. Довольно. А куда — посмотримъ. (Дeлаетъ шагъ къ двери.) Вотъ тебe, Леонидъ, и путь жизни.

Уходитъ.

 — О чемъ онъ сказалъ?

 — У насъ былъ съ нимъ одинъ разговоръ. Тогда я погибалъ, и мнe казалось, что онъ стоитъ твердо. Лапа беззаботно хохотала.

 — Господи, Господи!

 — Но теперь то, что пережили мы съ тобой, имъ предстоитъ, Игумнову и Дашe. Дай Богъ имъ силъ.

 — А мы пережили?

 — Да. Ты сомнeваешься.

(улыбаясь взволнованно.) — Но я все что-то плохо понимаю. Какъ послe болeзни.

Полежаевъ продолжаетъ перекладывать снимки. Арiадна подходитъ

къ нему и кладетъ руку на плечо.

(выбираетъ два снимка и закрываетъ подписи подъ ними.) Двe картины, разныхъ художниковъ. Это «Передача ключей св. Петру», а тутъ «Бракосочетанiе Богородицы». Въ композицiи есть общее. Которая лучше?

(внимательно всматривается, какъ бы стeсняясь сказать). — Погоди… сейчасъ. (Робко). По моему, эта. (Указываетъ на «Передачу ключей».)

 — Ахъ, какъ же ты не видишь? Развe можно равнять композицiю? И какой тутъ ритмъ! И эти арки къ чему? Только глазъ раздражаютъ. Рафаэль и Перуджино!

(смущенно). — Конечно, наврала.

 — Тебe понравилось, что тутъ флорентiйцы наши изображены. (Указываетъ пальцемъ). Да не въ однихъ, братъ, флорентiйцахъ дeло.

 — Какъ ты правильно сказалъ, здeсь композицiя… Я этихъ арокъ и не замeтила.

(беретъ ее за руку.) — Зато я кое-что замeтилъ.