Ариадна

– А ты? Что-то потревожило твой сон? Постель неудобна или ты еще чем недоволен? Только скажи, и я велю слугам позаботиться о твоих нуждах.

Он усмехнулся.

– Благодарю, не стоит. Мне не нужна постель.

– То есть как? Ты живешь в наших лучших покоях для гостей, а спишь, что же, на холодном мраморном полу? Или племя амазонок не спит вообще?

Он растерялся.

– Почему же не спит?

А я улыбнулась ему, очарованная столь искренним смущением.

– Я шучу, Ипполит. Хоть иногда и задаюсь вопросом, человек ли ты, подобный нам. Твои рассказы об амазонках так чудесны и волшебны. Может, вы какие-то другие существа?

– Мы смертные. – По лицу его словно облачко пробежало. – Просто я предпочитаю спать не во дворце. А быть поближе к лошадям.

Я оглядела конюшню. Лачуга – голые стены да каменный пол, совсем не то что дворец, там и мрамор разукрашенный, и росписи, и мозаика, и искусно вытканные ковры.

– Но где?.. – начала я и тут увидела кипу соломы в углу. – Неужели?

В груди моей уже распускался смех, хоть смешным мне все это и не казалось, скорее очень уж необычным – не знаешь, что и думать.

– Здесь мне удобней, чем в самой мягкой постели.

Он уже отвернулся от меня.

Устыдился, может, подумала я и поторопилась его успокоить.

– Ты, конечно, поступай как хочешь. Ты здесь дома, и я радею только о твоем удобстве. Раз тебе нравится в конюшне…

Я умолкла.

– Ни тебя, ни отца я не хотел обидеть. Просто мне нравится быть на воле.

Он стал расчесывать гриву стоявшего рядом коня, а тот тихонько фыркал, радуясь прикосновениям хозяина.

– Нет-нет, мы вовсе не в обиде. Вздумай ты хоть на крыше спать, отцу твоему дела нет. Приличия его не заботят, уверяю тебя.

– Очень хорошо. Этим-то он мне и нравится, помимо прочего.

Поколебавшись, я зашла с другой стороны. И дальше впускать Тесея в уединенную конюшню, где были только мы с Ипполитом, не хотелось.

– Но когда ты женишься, жене твоей может не понравиться, что муж предпочитает спать среди лошадей, а не с нею рядом.

Думала, может, подразню его слегка и он перестанет быть таким строгим. Со мной Ипполит вел себя сдержанно, казался скованным. А мне так хотелось смягчить этого серьезного юношу, увидеть, как улыбка озаряет его лицо, услышать его смех.

– Я никогда не женюсь, – отрезал он.

И повел большого белого жеребца к дверям. Мне пришлось поспешно уступить им дорогу.

– Рановато тебе еще говорить такое! – возразила я, не желая, чтобы беседа наша на этом и оборвалась. – Ты ведь только покинул свой остров, не видел пока, что в этом мире есть.

Он мотнул головой. И волосы его блеснули в забрезжившем свете. Такие, наверное, мягкие на ощупь.

– Я посвятил себя Артемиде. И в честь богини-девственницы буду хранить целомудрие. А теперь, царица Федра, мне нужно выездить коня, ему уже на месте не стоится.

Я забормотала что-то, не найдясь с ответом, но он вскочил на коня, пустил его галопом и был таков, оставил меня одну – постигать столь диковинное открытие. Ипполит, сын сладострастного Тесея, поклялся хранить целомудрие? Он, конечно, не похож на отца во всех отношениях, но этого, признаюсь, я никак не ожидала. Зачем красивому и сильному юноше, если ему и богатства доступны, и привилегии, вести одинокую жизнь на склоне холма во имя холодной, бесчувственной Артемиды? Я не могла понять.

Он не хотел ни славы, ни завоеваний, это я знала. Ипполит не слушал с детства истории, необходимые, как воздух, мужчинам вроде Тесея. Мускулистый Геракл во дворце амазонок не сиживал, развалившись на ложе, не хвастал, как побеждал и убивал, оставляя неизгладимый след в истории, и некому было разжечь в юном Ипполите жадный огонь или пробудить сильнейший голод, который не насытить никогда. Ипполита воспитывали женщины – да, сильные и свирепые, но убивавшие лишь для самозащиты. Амазонки не стремились захватывать дальние земли или править заморскими царствами и не учили ребенка бесчинствовать, подобно отцу. Но я никак не думала, что из-за этого он может предпочесть одинокую жизнь. Я не понимала, зачем ему безбрачие, разве что он полюбил уже какую-то женщину, а она недоступна? Я замерла. Ведь это объясняет столь странный выбор, не правда ли? Он полюбил, но знает, что взаимности быть не может, вот и решил утопить свою страсть в ледяных водах, где плавают в одиночестве приверженцы Артемиды, остудить свое жгучее пламя.

Женщина, казавшаяся Ипполиту недоступной. А ведь это мысль! Я пошла к дверям, за которые он так внезапно вышел, ни слова больше не произнеся, желая убежать от меня поскорее. Побоялся лишнее сказать? Я размышляла об этом, обегая взглядом дали. Ипполит превратился уже в крошечную фигурку на горизонте – он скакал вниз, в долину. Я никогда не увлекалась верховой ездой, но теперь, наблюдая, как он скрывается из виду, задумалась, каково это – вырваться вот так на свободу. Где-то внутри отозвалась прежняя Федра – девчонка, полная огня и решимости, взявшая в руки Тесееву палицу той роковой ночью в Кноссе, на всей моей жизни отразившейся. Девчонка, чей воинственный дух, казалось, брак и материнство убили совсем.