Аргидава

Игнат, одной рукой поддерживая Машу, закрыл крышку, разбухшую, деревянную, и с хрустом, с каким в сильной руке колят два ореха, один о другой, защелкнул старый замок. Затем опустил тяжелую жестяную верхнюю крышку и защелкнул верхний проржавевший замок. Лушка скулила, всхрапывала, как будто ойкала, когда он приволок Машу домой, совала мокрый нос Маше в лицо, облизывала ногу, щедро хлюпая, мелко щекотно покусывала, как будто пыталась выгрызть Машкину боль, вопросительно и тревожно взлаивала, глядя на Игната мокрыми глазами, мол, что случилось, взрыкивала агрессивно, подбегая к двери, играла мускулами: а ну кому морду расквасить за мою Маху! а ну только подойди к моей Махе!

Игнат и Маша рассказали Олежику и Леночке, Машкиным родителям, в два голоса, дополняя рассказ друг друга подробностями, выдуманными на ходу, легенду о том, как Машка бежала вниз по лестнице из своей квартиры и, пробежав несколько ступенек, не учла последнюю. Родители согласно кивали, да, рассеянная, о чем только думает, да. Игнат повздыхал сочувственно и убежал – его ждала Ася с ключами. Нога посинела и опухла. И вот, когда пригласили медсестру-соседку и она осмотрела щиколотку, наложила тугую повязку, Олежик свозил Маху в поликлинику, сделали снимок, обнаружилось растяжение связок и более ничего, вернулись домой, а там уже дожидался Игнат. И не один, а с расстроенной сестрой. Асин рюкзак оказался прорван или порезан, ключи пропали. Как и когда это случилась, Ася не поняла.

Ясно, что ключи были украдены. Игнат внимательно посмотрел Маше в глаза, обнял Асю, потрепал по меховой спине Лушку, что положила морду Маше на колено, и вдруг сказал:

– Надо менять замок! Хотя бы верхний!

– А что мы скажем папе? – Ася испуганно хлопала ресницами, задрав голову на брата.

– Скажем правду. Вот ты и скажешь!..

– Опять я?!

Надо сказать, что Машка не очень огорчилась тогда, что они не попали в подземелье. И хоть и мечтала о том, чтобы оказаться там наконец, она в этот день получила в подарок просто так, ни за что, какое-то невероятное ощущение. И ей показалось, что может быть, именно потому, что она когда-то дала Мирочке клятву, нарушив которую не получит ни одного подарка от своих родных, ни собаку, ничего, ей и удалось получить этот драгоценный подарок – странный, добрый подарок от самой судьбы. Потому что Игнат отнес ее домой на руках. Нет, не то чтобы она не могла ходить совсем. Могла вполне. Даже не опираясь ни на что. И ни на кого. Она вообще-то в жизни ни на кого никогда не опиралась.

Машка была правильно воспитана родителями, Леной и Олежиком – ни на кого не полагаться, ни на кого не надеяться. Рассчитывать только на саму себя. Больше ни на кого.

И вот появился Игнат и в тот момент, когда она должна была упасть, подхватил ее на руки.

Тогда это ничего не значило, не рассчитывай, читатель. Дружеский жест. Да и все. Ну так по крайней мере казалось Маше.

«Нет, каков Игнат, а?! – радостно подумалось Машке. – Каков Игнат!» – и тоже погладила Лушку. А та моталась счастливая у ног друзей, задрав голову, улыбалась, что-то приговаривала. Руки Игната и Маши встретились и замерли на густом теплом загривке собаки.

Из блокнота

Я хочу сейчас сделать мучительное для меня отступление. Про любовь. Господи, ну когда и кто научит меня рассказывать о любви, если все, что я пишу, это именно о ней, о всех ее радостях, печалях, сюрпризах. О том, как от нее, от любви, страдают и болеют, как от нее крепнут духом и выздоравливают. Как от нее глупеют, как от нее взрослеют и мудреют. Как страшно и безнадежно разочаровываются. Словом, описывать любовь – дело неблагодарное, все равно что описывать, как происходит чудо. Ну, взять и разложить чудо на мелкие детали – значит это чудо прикончить, прибить, уничтожить. Мне кажется, любовь между мужчиной и женщиной, девушкой и юношей, девочкой и мальчиком, дедушкой и бабушкой, да, собственно, любая любовь между двумя людьми – это такая личная, очень и очень индивидуальная штука, у каждого своя, что копаться в этом я по своей провинциальности посчитала неприличным.