Аргентинец

— Это потому что буржуазия загнала вас в такие рамки. К нам большевичка одна приходила, рассказывала про женский вопрос. Вы подумайте, какую пользу рабочему классу могли бы приносить бабы, если бы им разрешили трудиться наравне с мужчинами! Чем бы вам, Любовь Антоновна, хотелось заняться?

Любочка обвела взглядом комнату, обеденный стол:

— Ну, скажем, открыть ресторан…

— Это никак не получится, потому что частную собственность мы запретим. А вот толковые люди в общественном питании нам потребуются. Пойдемте, Антон Эмильевич, покурим, а то мочи нет. У вас здесь махру курить нельзя — потолки зажелтеют.

Они вышли на крыльцо. Потрясенная Любочка некоторое время смотрела, как горничная сервирует стол к чаю. Потом не выдержала и подошла к открытому окну.

— Вы все-таки уточните: что собираются делать большевики, если они придут к власти? — попросил Антон Эмильевич Осипа.

— Заводы — рабочим, землю — крестьянам. — Осип говорил, будто рубил воздух. — А главное — долой войну. К нам то и дело приезжают делегации с фронта, просят, чтобы мы сменили их полки. А за что мы пойдем умирать? За министров-капиталистов? Нет уж, баста!

— Положим, землю крестьяне и так забрали… — проговорил Антон Эмильевич. — А что до фабрик — вы и вправду думаете, рабочие смогут управлять производством? Это все равно что отдать больницу больным.

Осип посмотрел на него со снисхождением:

— Вы вникните в суть, напрягите мозги. Кто всё это сделал? — Он обвел рукой окрестные дома и водонапорную башню. — Это сделали рабочие. А кто развязал войну, глупее которой ничего нет на свете? Буржуи. Ну и кто дурак, а кто умный? Мы, большевики, верим в созидательные силы народа.

Антон Эмильевич и Осип вернулись в столовую.

— Да-да, вы всё правильно говорите, — вздохнул отец. — У российской аристократии такие долги перед народом, что ей вовек не расплатиться. Я, помнится, мальчишкой бегал смотреть на арестантские партии, которые отправляли в Сибирь. Однажды видел старика с тремя клеймами на лице. То поколение поротых и клейменых уже ушло, но память-то осталась. — Он встрепенулся. — Вы, Осип Петрович, чай будете?

— Не, я пойду. — Осип рассовал по карманам куски хлеба. — Надо ребятам в казармы снести, а то у нас кормежка, прямо скажем, худая.

Стали прощаться.

— Вы приходите к нам еще, — пригласил Антон Эмильевич. — У Любочки скоро день рождения.

Осип повернулся к ней и посмотрел так пронзительно, с открытым самцовым интересом, что у нее ослабели колени.

— Что вам подарить? — серьезно спросил он.

— А что может подарить большевик?

— Всё. Весь мир.

— Ну тогда подарите.

— Будет сделано.

Глава 10

1

El cuaderno negro, черная записная книжка

Все записи сделаны на испанском

Наверное, надо писать о том, что происходит перед моими глазами.

В стране массовые увольнения, на предприятия ничего не подвозится — нет ни топлива, ни сырья. Доктор Саблин пытается угадать, куда денутся все эти безработные. На носу зима, так что выхода только два: либо на большую дорогу — грабить, либо в армию (но не на фронт). На фабриках создаются «гвардии», единственная цель которых — «спасать революцию». «Гвардейцы» ходят по городу — кто в кепке, кто в шляпе-канотье, но непременно с винтовкой и красным бантом на груди. Часть оружия куплена, часть украдена из кремлевского арсенала.

Власть в городе принадлежит непонятно кому. В Совете солдатских и рабочих депутатов заседают эсеры, в городской Думе какая-то социалистическая мелочь. Мировых и столичных новостей нет (кто-то опять бастует — то ли телеграфисты, то ли наборщики). Живем как на острове, ну да оно и лучше: кто меньше знает — крепче спит.

Домой еду 27 октября (9 ноября)[15] через Москву. Дядя Антон назвал меня «бездарным Геростратом»[16] за то, что я разорил дом: в моих комнатах не осталось ничего, кроме кровати, чемоданов с вещами и портрета Николая II, который никто не захотел купить.

Отцовский особняк получил доктор Саблин с правом выплатить деньги в рассрочку. Елене отошла мамина икона — «Неопалимая Купина», которая, по слухам, оберегает дом от пожаров. Когда Елена выйдет замуж, она как раз станет Купиной, так что это в некоторой степени символично.

Прежняя, природная Купина, по имени Нина, действительно оказалась неопалимой, вернее несгораемой, как сейф, предназначение которого — олицетворять успехи делового человека. Ей я подарил чашку для мате, а ее брату «Книгу о божествах и демонах, какие только сыщутся», предмет бешеной зависти моих друзей детства. Желтый переплет, синеватая бумага и неповторимые рисунки — весь пантеон человечества от египетского бога солнца до мелких славянских бесов. Жора спросил, за что ему такая прелесть. Просто так — он хороший парень, и время от времени счастье должно заползать к нему в рукава.

Я заглянул к ним на прощание, но Нина не одобрила моего визита: по всей видимости, Матвей Львович запретил ей встречаться со мной. Но все же она вышла к чаю с томиком Мопассана и ни на секунду не оторвала взгляда от страниц.