Лающий звук гнева и неодобрения заглушил то, что он сказал дальше. В него было брошено еще больше предметов и прозвучали угрозы. Один легионер даже спрыгнул на песок и направился к Руфусу, выглядевшему теперь встревоженным.
– Только не начинайте, - прорычал Пизон. – Убирайся оттуда, дурак! - крикнул он легионеру, к которому присоединился товарищ. Но те не слышали или игнорировали его, и он стиснул зубы. Общественные возмущения и драки были обычным делом в день выплаты жалованья, а иногда вспыхивали и беспорядки. Полномасштабной драки не было уже два года, но она тоже вспыхивала в амфитеатре, и причиной ее были недовольные пьяные солдаты. Пизон не особенно интересовался состязаниями дня, но если бы они были отменены, его ставки были бы аннулированы. Вероятность того, что букмекеры попытаются сохранить его деньги, была низкой, у него были жетоны от каждого, с отметкой о сумме его ставок, но они исчезали в тот момент, когда начинались неприятности. Вероятно, произойдет значительная задержка, прежде чем ему удастся вернуть свои деньги.
Пизон вздохнул с облегчением, когда на песке появились пятеро легионеров во главе с оптионом с разъяренным лицом, который начал яростную атаку своим посохом на пару, вторгшуюся на Арену. Удар! Еще удар! Длинный деревянный посох, украшенный бронзовым шаром на одном конце, был оружием не менее устрашающим, чем виноградные лозы, которыми пользовались центурионы. Взвыв от боли, когда посох прошелся им по головам, плечам и спинам, двое незваных гостей бросились бежать. – Вон отсюда, ублюдки! - взревел оптион, продолжая размахивать руками, пока они вскарабкивались по деревянным стенам Арены с помощью товарищей наверху.
Настроение зрителей, которое на мгновение стало угрожающим, изменилось в мгновение ока. Никто не мог не найти забавным зрелище того, как легионеров бьют по задницам. Пизон смеялся и глумился вместе с остальными.
– Считайте, что вам повезло, что вы так легко отделались, - крикнул оптион. – Следующие нарушители спокойствия, которых я поймаю на песке или где-либо еще, получат взбучку, которую они не забудут, а также месяц форсированных маршей. Держите свои задницы на сиденьях и пейте свое вино. Наслаждайся боями гладиаторов, а потом проваливайте обратно в казармы. – Он медленно повернулся кругом, тыча посохом в любого, кто был достаточно глуп, чтобы встретиться с ним взглядом. Повисло неловкое молчание, и, довольный тем, что солдаты были запуганы, оптион сделал знак Руфусу, чтобы тот продолжал, прежде чем увести своих людей с Арены.
– Позор, - сказал Юлий. – Посмотреть на хороший кулачный бой было бы забавней.
– Не говори глупостей, - тихо предупредил Вителлий, указывая глазами на легионеров позади них. – Мы почти окружены людьми из Двадцать Первого.
Юлий уставился на них, и солдаты, которые его слышали, велели ему отвернуться, если он не хочет, чтобы ему тоже надрали задницу. Выбитый из колеи, он закашлялся, обрызгав Пизона вином.
– Ради Юпитера! Что ты творишь? - воскликнул Пизон.
– Извини, - пробормотал Юлий, стараясь не смотреть на мужчин позади них. – Я и мой длинный язык...
– Не обращай на них внимания и впредь говори потише, - сказал Пизон, фыркнув от запоздалого осознания, сказанного Юлием. Он знал об этих солдатах с того момента, как они сели на эти места. Драки между бойцами разных легионов были обычным явлением. Смертельные случаи были редки - никто не хотел столкнуться с возможным смертным приговором, если его поймают, - но синяки под глазами и переломы костей были обычными явлениями после таких встреч. Если бы он или его товарищи вернулись в казармы в таком состоянии, их канитель на этом бы не закончилась: Тулл, хитрый как лиса, разгадал бы причину их травм и наложил дополнительные наказания в качестве сдерживающего фактора при повторных нарушениях.
Хотя беспорядки были пресечены в зародыше, Руфус быстро объявил о следующем бое, причем без своих обычных витиеватых оборотов речи. – На Арену выходят мурмиллон Селадус с девятью победами, и ретиарий Акелла с двумя победами и одной ничьей.
Ноги снова застучали по настилу, когда бойцы вышли на песок.
Селадус был невысоким и приземистым; некоторые сказали бы, что он начал толстеть. Великолепный шлем с рыбьим гребнем скрывал его лицо. Нижнюю часть его левой ноги покрывал полированный бронзовый понож, а правую руку, в которой он держал гладиус, фигурная металлическая броня. В левой руке у него был прямоугольный щит. С высоко поднятой головой он прошествовал к центру Арены и ударил своим изогнутым мечом по щиту, вызвав гортанный рев зрителей.