Арденнская операция. Последняя авантюра Гитлера

По оценкам контрразведки, в Ахене до тридцати процентов населения игнорировали нацистские приказы об эвакуации. «Не грубите им, – гласила директива Корпуса по обращению с немцами в условиях американской оккупации, – но не позволяйте им обмануть вас» {125}. Немцы привыкли исполнять приказы, а не просьбы. Многие действительно были готовы отречься от нацистов и предоставлять информацию, но разведке союзников зачастую было трудно точно определить, каким сведениям можно доверять. Распространились слухи о беспорядках в разрушенном бомбами Кёльне, где полиция билась с так называемыми «пиратами Эдельвейса», в число которых входили отряды диссидентской молодежи, а также примерно 2000 немецких дезертиров и бежавших иностранных рабочих, укрывавшихся среди развалин {126}.

Бомбардировки союзников не только разрушили города. Путешествие на поезде стало очень затруднительным, а то и невозможным. Немецкие офицеры и солдаты, получившие наконец отпуск для поездки на родину, вдруг поняли, что почти все драгоценные дни они провели в поездах или в их ожидании на станциях. «Наш лейтенант отправился в отпуск в Мюнхен [из Райне, городка у голландской границы], – рассказывал унтер-офицер люфтваффе по фамилии Бок. – Он отсутствовал десять дней, но только один день провел дома» {127}.

Мало кто из солдат решался поехать в отпуск в Берлин, если там у него не было семьи или возлюбленной. В столице все были измотаны бессонными ночами: бомбардировочное авиационное командование Королевских ВВС вело свою собственную «битву за Берлин», нанося сокрушительные удары по городу ночь за ночью. Вот типичный пример городского висельного юмора:

– Что такое трусость?

– Когда берлинец добровольно отправляется на Восточный фронт {128}.

Приезжие часто удивлялись тому, как приспособились к этим условиям люди всех социальных групп. «Теперь я так привыкла жить среди этих руин, – писала в дневнике Мария Васильчикова («Мисси»), – с постоянным запахом газа в воздухе, смешанным с запахом щебня, ржавого металла, а порой даже со зловонием гниющей плоти» {129}. В ту зиму не хватало топлива, и в квартирах было особенно холодно. Стекла для ремонта окон не хватало, и, когда звучали сирены, люди их распахивали, надеясь спасти оставшиеся стекла от взрыва бомб.

Во время воздушных налетов битком набитые подвалы и бетонные бомбоубежища дрожали и сотрясались. Маломощные лампочки мерцали, тускнели, гасли и снова загорались. Дети кричали, многие взрослые сидели, уткнувшись головой в колени. Когда сигналили отбой, многие, как признавались сами, пребывали в некоем странном восторге, обнаружив, что до сих пор живы. Но некоторые оставались в подвалах даже после того, как другие уходили. Там было теплее и не так опасно.