На северном фланге 1-й американской армии, в Маастрихте, закрепился 19-й армейский корпус, но для продолжения наступления ему не хватало боеприпасов и топлива. 5-й корпус, стоявший на правом фланге 1-й армии, тем временем продвинулся в бельгийские и люксембургские Арденны. В его состав входили 4-я пехотная дивизия, в которую добровольно вступил Эрнест Хемингуэй, и 28-я пехотная, та самая, что прошла маршем через Париж. Блеск того триумфального парада давно померк. Казалось, в медленном, утомительном и часто опасном покорении линии Зигфрида было не столь много славы. «Мы проезжаем блиндаж, – писал солдат 30-й пехотной дивизии, – и я вижу бойца. Он лежит на земле, жалко раскинув руки и ноги, лицом в грязи, рядом с головой – каска. Из задних карманов штанов торчат упаковки “К”-рациона. Ему их уже не съесть» {72}.
Даже для того, чтобы проложить себе путь через бетонные пирамиды, прозванные «зубами дракона», «Шерманам» приходилось стрелять до полусотни раз. Американцы поняли, что для переброски войск между минометными огневыми позициями и блиндажами немцев им придется проходить эту зону ночью. Каждый блиндаж брали штурмовые группы – по меньшей мере двенадцать человек – при поддержке танков, «самоходок» или противотанковых орудий. Бетон был слишком прочным, его могли пробить разве что 155-мм САУ. Впрочем, противотанковые пушки, стрелявшие бронебойными снарядами по амбразурам, тоже могли вывести врага из строя, ибо вызывали контузии. «Раненые выходят ошарашенными, из носа и рта у них хлещет кровь» {73}, – говорилось в американском отчете. Бронебойные снаряды американцы использовали и при подрыве стальных дверей – наряду с шестовыми и ранцевыми подрывными зарядами, содержащими не менее тридцати фунтов в тротиловом эквиваленте. «Если они по-прежнему отказываются сдаться, оглушите их осколочной гранатой, сбросив ее в вентиляционную шахту, – советовали в том же отчете. – А зажигательная граната с белым фосфором, брошенная в ту же шахту, будет весьма способствовать пересмотру их [взглядов]». Потом они должны закричать:
Солдатам советовали никогда не входить в блиндаж; они должны были выманить защитников. «Когда мы взорвали двери и проходы, – сообщал 41-й мотопехотный полк 2-й бронетанковой дивизии, – и подавили вражеский автоматный огонь, пехотинцы двинулись к той стороне блиндажа, откуда их не могли заметить, и крикнули, чтобы все выходили. Те без промедления подчинились. Из одного блиндажа вышли только тринадцать солдат. Мы бросили в разрушенный проход гранату, и появились еще семеро» {74}.
Если немецкий боец кричал, что не может двигаться из-за ранения, руководство рекомендовало устроить еще один взрыв. «После второй шашки тротила им как-то удается выйти» {75}. Но штурмовая группа все равно должна была бросать гранаты или стрелять из огнемета: а вдруг кто прячется? Бойцам приходилось смотреть в оба и выискивать «шкатулочные мины», очень маленькие, чуть больше пяти сантиметров в ширину, а в толщину – всего два с половиной. А под конец нужно было запечатать стальные двери паяльными лампами или зажигательной термитной гранатой, чтобы немцы не заняли блиндажи снова. У одного подразделения на участке было шесть блиндажей, и их пришлось захватывать трижды. Однажды солдаты целого взвода, измученные, вымокшие под непрестанным ливнем, набились в захваченный блиндаж и уснули. Вернулся немецкий дозор, и весь взвод взяли в плен без единого выстрела.
В центре 1-й армии 7-й корпус продвинулся к Ахену, древней столице Карла Великого и святыне Священной Римской империи, поистине