Ардагаст и его враги

  -- Нет. К ним заявился сармат Ардагаст, избранник Бальдра, с целой шайкой солнечных волхвов и ряженых. Они такое затеяли...

   Выслушав рассказ пророчицы, старуха возмущенно хлопнула ладонью по черепу на подлокотнике.

  -- За что взялись, солнечные да праведные! Мертвых вызывать, да еще у Бычьей Скалы? Мало им, извергам, скотину мою замуровать! Так мы их отучим не своим делом заниматься... Дикая охота, ко мне!

   Старуха встала с трона и обратилась в настоящее чудовище. Вместо волос и одежды тело ее и даже лицо покрыла мохнатая черная шерсть. На голове выросли две пары причудливо изогнутых рогов, а изо рта высунулись мощные железные клыки. Сборище взорвалось диким ревом и воем, приветствуя свою предводительницу, затем расступилось, давая ей дорогу.

   К Ганне подбежал крупный волк, лизнул в щеку и сказал:

  -- Здравствуй, мама! Все в порядке, я снова центурион.

  -- Молодец, Хейдрих... то есть, Луций! Гляди, в другой раз насилуй рабынь или простолюдинок, а не сенаторских дочек. А как Герта?

  -- Сидит над магическими книгами, учится у фессалийских колдуний, а заодно развлекается с молодыми некромантами.

  -- Вот и хорошо. Пусть только не лезет сюда, на войну. Бедняжка, еле спаслась из этой бойни в Янтарном. А ты можешь бежать к Валенту. Доложи: царька росов проучит сама Геката.

   Тишину заснеженного леса нарушил вдруг подземный гул. Из жерла Мачехи вырвался вихрь и наполнил лес воем, стоном, ревом. Взметая тучи снега, ломая ветви, пугая зверей, понеслась над лесом толпа призраков. ведьм, утбурдов, рюбецалей... Впереди всех летела, оседлав помело, громадная, обросшая шерстью старуха с железными клыками и огромными, волосатыми, болтающимися на лету грудями с железными сосками.

   Сборище, впрочем, вылетело из Мачехи не сразу, а часа через два, после обильного и шумного пиршества. За это время волк по имени Луций Флавий Хейдрих успел добежать до Бычьей скалы.

   * * *

   Небольшой отряд ехал долиной Сватавы на север. Ардагаст, посмеиваясь, рассказывал братьям-конунгам, как ему приходилось встречать Рождество: то пробираясь всю ночь к столице нуров через лес, полный нечисти, то закованным в цепи по приказу Фарзоя. Сигвульф оживленно беседовал с давно не виденными родичами из племени Катуальды, ныне дружинниками Сидона. Волх и его оборотни донимали шутками песиголовца Гаура. Вдруг по лесу разнесся пронзительный, безысходно-тоскливый крик. Конунг квадов произнес дрогнувшим голосом:

  -- Банши. Эти духи остались здесь от кельтов. Их крик предвещает смерть герцога или даже конунга.

  -- Я этих крикунов уже слышал, - беззаботно усмехнулся Зореславич. - Только напророчили они погибель не мне, а Церноригу, царю бастарнов. Не его ли сынка, "ночного царя" привечают? Наверняка он где-то рядом. А если и меня, так я все равно с дороги не сверну!

   Крик банши слышал и Гвидо. Словно стая волков, следовала его дружина за отрядом Ардагаста, но не смела напасть. Если в бою погибнет отважный Сидон - к его дяде Клондику дороги уже не будет. Остается ударить тогда, когда все будут заняты чарами, когда мертвые явятся к живым. Пусть тогда разберутся, убил ли царя росов сын Цернорига или его призрак. Месть - радость воина. Но почему, о боги, так тоскливо на душе Гвидо? И по ком кричит банши?

   Вскоре отряд свернул направо, в небольшую долину. На ее северном склоне выступала отвесная скала. Внизу ее выделялся плотно забитый камнями вход в пещеру, наверху чернело "окно". В лунном свете на камнях краснели руны: кто-то пытался - и, конечно, не с добрыми целями - открыть Бычью скалу. У входа в долину, над замерзшим потоком, белел обставленный камнями курган - могила Теобальда и венедов. Дружинники развели костер. Русальцы встали наготове с мечами и жезлами в руках. Мгер поднял перед собой меч Маробода. Золото рун, бронза ножен горели в свете костра. Над долиной разнесся голос князя-мага:

  -- Маробод, великий конунг свевов! Твой меч зовет тебя к себе, твое племя, твоя неисполненная клятва! Именем светлого Бальдра - приди и возьми дух меча, спаси Бойохейм, защити всех людей от кесаря-мертвеца, раба Локи!

   Сила, заключенная в этих словах, понеслась гораздо дальше их самих - на юг, к лазурным волнам Адриатики, к Равенне, главной стоянке флота Империи. Эта крепость была неприступна не только с моря, но и с суши - из-за обширных болот. В самой середине этих топей возвышался курган, покрытый пожухлой травой. На вершине его стояла мраморная стела с изображением всадника и надписью рунами и латинскими буквами. Вдоль подножия кургана шла словно бы ограда из таких же стел со всадниками и надписями, но высеченных из простого известняка. Иные стелы уже покосились, мощеная дорожка через топь заплыла землей и заросла. Место это пользовалось у равеннских горожан такой недоброй славой, что даже дети и внуки погребенных в кургане избегали приходить сюда, предпочитая приносить предкам-варварам жертвы на домашних алтарях.