Ардагаст и его враги

   Все захохотали, вспомнив римскую байку про незадачливого юнца, что был обращен в осла, и в таком виде ублажал богатых женщин. Молчавший до сих пор Эберих взглянул в глаза пророчице.

  -- Так вот чего тебе надо: жить, как патрицианка! То-то плащ на тебе шелковый. И перстни с резными камнями.

  -- По-твоему, пророчицу можно купить? - гордо взглянула на него Ганна.

  -- Пророчиц не покупают, - саркастически произнес Хилиарх. - Их очаровывают. Тот, с семью перстнями этим тоже славится. Тут ему хватает одного из них - перстня Венеры-Фрейи. Такого, как у тебя: медного, с изумрудом, на камне вырезана коза.

   Стиснув кулаки, Эберих бросил в лицо Ганне два слова:

  -- Римская шлюха!

   Редкий германец решался сказать подобное женщине, а тем более пророчице. В напряженной тишине раздался спокойный голос Вангиона:

  -- Ты не прав, герцог. Шлюха торгует собой, а она - всем народом свевов.

   Величественное красивое лицо Ганны враз исказила холодная змеиная ярость.

  -- Вы смеете оскорблять меня, говорящую с богами?

  -- Твоим языком говорят Локи, главный лжец, и ведьма Гульвейг - Жажда Золота! - воскликнул Сидон.

  -- Моими устами говорит та, что древнее и сильнее всех ваших богов, всех асов и ванов. Прежде всех времен были тьма и вода, и владычица их - Железная Перхта, Ужасная Хольда, Хель! Вы, мужчины, воины, сделали девочку Ганну сиротой, а она - волшебницей и пророчицей. Эта ночь не Бальдра, не Водана - ее, повелительницы мертвых, хозяйки пропастей и трясин! Чертите руны мечами, зовите мертвых конунгов - вы все, живые и мертвые, содрогнетесь, когда из жерла Мачехи выйдет она со своей дикой охотой! Знайте: в эту ночь оборвется нить жизни славного конунга, избранника Бальдра, и оборвет ее она, великая пряха! Откроется Бычья Скала, и бык Хольды выйдет на погибель Бойохейма! - воздев руки, вещала в исступлении Ганна.

  -- Кем пугаешь мужей, ведьма? Ягой? Она уж на себе мою руку попробовала. А наступит час - за мной придет Морана. Солнцу ли бояться заката? - отважно и весело ответил ей, поигрывая серебряным кубком с золотистым медом, Ардагаст.

   Милана поднялась из-за стола и властно произнесла:

  -- На Рождество в дом приходят с благословениями от Солнца, а не с угрозами от Тьмы. Встань, ведьма, не благословясь, иди, не молясь, в лес, в пропасть, где петухи не поют, собаки не лают, добрые люди не ходят. Изыди к Яге-Перхте, всех чертей матери!

   Пророчица сверкнула глазами, готовая схватиться в колдовском поединке с лесной ведьмой. Но тут встала Лютица, прочертила в воздухе косой солнечный крест и громко сказала:

  -- Изыди во тьму, от которой вещаешь! Наше место свято.

   Содрогаясь всем телом, Ганна попятилась и вдруг бросилась бежать, словно подхваченная вихрем. Вслед ей насмешливо загудели дудки и волынки, русальцы же пропели колядку из тех, что поются скупым и неприветливым хозяевам. Гости облегченно расхохотались.

   А русальцы принялись величать колядками сначала герцога - хозяина дома, затем обоих конунгов, Ардагаста и царя языгов. Желали богатства и мира, обильных урожаев и несчетных стад. А еще - славной победы над римлянами и богатой добычи. Но вот зазвучала неистовая, зажигательная русальская мелодия. И понеслись вокруг столов, скрещивая мечи, ряженые - росы и германцы. Вывороченные кожухи, маски одна страшнее другой - будто сама дикая охота ворвалась в дом. Но блестел золотыми рунами солнечный клинок в руке Мгера, и все знали: в эту ночь даже неприкаянные мертвые встанут под знамя Солнца, чтобы защитить живых.

   Наконец умолкла музыка. Ардагаст с Огненной Чашей в руке поднялся и сказал:

  -- Добрые хозяева, мужи свевские! Спасибо за хлеб-соль! Счастливо вам отпраздновать Рождество самого праведного из богов! А мы идем вызывать дух великого царя Маробода. Путь наш - к Бычьей Скале. Нельзя дать ее открыть Ганне и другим лиходеям, что рыщут вокруг этой ночью.

  -- Мы с братом идем с вами. А ты, Эберих, оставайся стеречь город, - поднялся Вангион.

  -- Клянусь Бальдром, мы достойно проводим вас. Эй, побольше факелов! - крикнул герцог.

   Русальцы, вожди росов и оба конунга ехали верхом к воротам. Их сопровождали десятка три самых лучших дружинников. Во много раз больше людей шли пешком с факелами. К ним присоединялись все новые и новые росы, свевы, языги - словно огненная река, разливаясь, текла вслед за росами. В морозном воздухе разносились крики: "Славься, Йоль! Слава Бальдру!", и торжественно лилось пение: "Тихая ночь, святая ночь. Родился Бальдр..." Проводив отъезжавших, свевы вернулись - к кострам и теплым очагам, нарядным елочкам и густому пиву. Бой ожидал их лишь завтра.

   В римском стане к югу от Эбуродуна тоже царило веселье. Легионеры праздновали Рождество Непобедимого Солнца. В большой теплой палатке пировал с приближенными Нерон-Домициан, уверенный в завтрашней победе. Здесь, при солдатах, он избегал такого изощренного распутства, как в Риме, зато позволял себе самые грубые выходки. Почему бы и впрямь не отдохнуть от мальчиков и не поглумиться всласть над пленными германками? Разнообразие не дает пресытиться.