Ардагаст и его враги

   Он пел, и оживало древнее сказание о том, как в самую короткую ночь года Лада-Купала водила русалочье коло вокруг своей дочери Мораны, как вышел из-под земли черный владыка преисподней и увлек с собой юную черноволосую богиню. Как ушли следом на поиски ее Купала и Даждьбог, как становилось на земле все темнее, холоднее, мертвее, и лишь Яга-Лаума с Морозом-Чернобогом пели и танцевали, носясь по заснеженным равнинам с сонмом ликующей нечисти. И как, наконец, под раскаты первого грома вывел солнечный бог свою суженую на белый свет. Даже измену простил ей - лишь бы вернуть миру земному жизнь, тепло, радость. Даже согласился жить с ней лишь неполных четыре месяца в году: так постановил совет богов, дабы любовь Мораны сдерживала лютый нрав седобородого Разрушителя.

   В торжественной тишине отзвучала песня, и золотой луч ударил из чаши в руке Зореславича, и тщательно уложенная куча соломы и деревянного хлама обратилась в огненную гору с вершиной, устремленной в звездное небо. Воздев руки в широких белых рукавах, Лаума запела:

   Ходили девушки вокруг Моранушки...
   Ей отозвался сильный, чистый голос Лютицы:
   Коло мое водила Купала,
   Заиграет солнышко на Даждьбога!

   И пошло, завертелось вокруг костра веселое коло, а вокруг него - еще два: три круга Тресветлого Солнца. Первое коло вела Ардагунда, второе - Милана, третье, самое большое - Лютица. Плясали все вперемежку: парни и девушки, воины и поселяне, пруссы и пришельцы с Днепра и Немана. Все, однако, успели уже разбиться на пары. Откуда-то появились и вплелись в коло, будто цветы в венок, зеленоволосые красавицы. Их теперь никто не гнал, даже не боялся, что защекочут.

   Как всегда, веселым и полным жизни было купальское коло. И - необычным, тревожным. Никто не плясал нагим, лишь русалки дразнили людей стройными белыми телами. Звенели кольчуги и чешуйчатые панцири. Блестело оружие в руках воинов и поляниц. Каллиник правой рукой держал за руку Виряну, а левой поднимал меч. Правую же руку эрзянки, сжимавшую секиру, держал за запястье сииртя Хаторо. А следом за ним в коле шла хорошенькая, но очень уж низкорослая белокурая самбийка, которой приглянулся низенький узкоглазый рос.

   А возле самого костра неистовым вихрем вертелись, скакали, звенели мечами русальцы. Среди них, весь в красном, веселый и златоволосый, как сам Даждьбог, плясал с мечом и пылающей чашей в руках царь росов. В пламени костра сияли золотые ножны меча и золотая львиноголовая гривна. А вокруг него белой лебедью летала, взмахивая широкими рукавами и не скрывая влюбленных взглядов, темноволосая Лайма. Ларишка, идя в ближнем коле рядом с Ардагундой, все замечала, но не ревновала. Разве соперница ей, прошедшей с Ардагастом все его невиданные подвиги, эта девочка-жрица? А прекрасной и многоопытной Венее и так хватает князей-возлюбленных. Хотелось бы, конечно, самой сплясать сегодня с махайрой и акинаком рядом с мужем. Но нужно ведь уважить хозяев этой гостеприимной земли. Слава Ладе-Анахите, что не надо для этого уступать Ардагаста на ночь одной из жриц.

   Песни о Даждьбоге, что везет Моране венок из роз, сменялись дайнами о Небесном Кузнеце, кующем Дочери Солнца свадебный венец. Пели о Дочери Солнца, пасущей корову золотой хворостиной, и о быках Даждьбога, забредших в огород к Моране. Треснул и разлетелся в огне конский череп - "ведьма", и тут же зазвучали насмешливые песни о ведьмах. Особенно доставалось Эрменгильде:

   Шли девчата границей,
   Поймали Гильду с дойницей.
   Шли девчата мостом,
   Поймали Гильду с хвостом.

   Все знали, что великая пророчица готов не брезгует воровать, как обычная ведьма, молоко у эстийских коров.

   А деревянные Лада и Морана, осененные священным деревом, глядели на пляшущих сквозь пламя костра, и в души людей вливалась уверенность: светлые боги с ними, а не с теми, кто задумал в святую ночь нести миру кровь и смерть.

   Но вот прогорел костер, пониже стало пламя, и Лайма воззвала:

  -- Кто любит и верит - очистимся огнем! Пусть светит нам Солнце!

   Первым перелетел через костер рука об руку с сияющей от счастья Лаймой Ардагаст. И тут же прыгнул еще раз - с Ларишкой. Воины и амазонки прыгали в доспехах, при оружии, но никто не свалился в огонь, даже не испортил сапог. Не сплоховали и Каллиник с Виряной. А Вышата с Лютицей прямо в прыжке превратились: он - в кречета, она - в орлицу. Увидев это, Дорспрунг-Кентавр и его серые воины принялись прыгать через огонь людьми, а приземляться волками, не выпуская при этом из руки, ставшей волчьей лапой, руку девушки.

   Снова воззвала юная жрица:

  -- Кто любит и верит - очистимся водой! Пусть идет дождь на наши поля!