Ардагаст и его враги

  -- Кому другому я бы за такие слова о моей жене и княжьей дочери горло перегрыз. Не мы ее погубили, а Эрменгильда. А ты еще и похоронил дочь по-немецки - курган роскошный насыпал, а тела не сжег. Вот она и стала по ночам людей заедать. И пробили бы ее осиновым колом да в болото бросили, если бы я три ночи у ее могилы не провел. Она теперь человек, не нечисть, слышите, вы все? - загремел над лесом голос великана. - И волхвиня посильнее той стервы, медвежьей сестры, что вас морочит.

   Медведичи возмущенно взревели, но лезть в драку с велетом не спешили. А тот продолжал:

  -- Я с тобой, князь, не лаяться пришел, а удержать от злого, погибельного дела. Я тебя прошу, а Сварожич велит: поверни дружину назад. Ты выходишь на Янтарный путь, а это - Путь Солнца. Радигост на нем лишь добрым гостям рад.

   Усы Прибыхвала воинственно взметнулись, сверкая янтарями.

  -- Гостям? Торгашам, значит? Нет уж, теперь мы, воины, погуляем по нему. Славно погуляем, клянусь молниями Йеши!

  -- Тогда мы, серые воины Радигоста и Ярилы, встанем на вашем пути.

  -- Что?! Да мы тебя первого на копья поднимем! А после съедим всем войском. Знаешь, кто мы теперь и чем причастились?

   Дружина вмиг ощетинилась копьями и стрелами. Паны, стоявшие подальше от великана, размахивали мечами и секирами, выкрикивали брань. Им вторили галинды и барты.

  -- Прочь с дороги, серый пес, прихвостень росов! Против медведей не выстоишь ни волком, ни лютом, ни велетом! - ревел Бурмила.

   Лютомир окинул расходившихся панов суровым взглядом, покачал головой и сказал:

  -- Знаю, кем вы стали. Людоедами, чертовым воинством. А ведь людьми родились, не медведями и не бесами! На битву богов собрались? Так знайте: мы - воины Радогоста, а царь росов - его избранник. Есть волк, что хочет Солнце съесть, да не может. А медведю такое и вовсе не под силу.

   Возмущенные паны зашумели еще громче. Несколько стрел полетело в Лютомира, но он легко отбил их топором.

  -- Безбожник, предатель леса! Не тебе судить, за кого боги. Прочь с нашего пути, он свят! - вопил Черноха.

  -- Уйди с дороги или бейся со мной одним. В любом обличье! - потрясая копьем, крикнул князь галиндов.

  -- Не там подвига ищешь, Тройден, - спокойно ответил лютич. Неожиданно рост его уменьшился до обычного человеческого. Воинственные крики тут же стихли: бросаться целой ратью на одного, если он не великан - дело не славное. А Лютомир свистом вызвал из чащи огненно-рыжего коня, сел в седло и положил поперек него громадную великанью секиру. Не спеша надел пояс с мечом и длинным боевым ножом и громко произнес:

  -- Знайте: до Купальской ночи мы вас не тронем. Но если поднимите руку на Янтарный Дом - будем биться с вами, как со всякой нечистью.

   Сказав это, он развернул коня и исчез в чаще, и никто не посмел преследовать его.

   * * *

   В глубине земли натангов, у слияния двух неглубоких лесных рек. стоял громадный дуб. Его почитали еще тогда, когда по Янтарному пути везли бронзовые мечи. Ведь густая листва его оставалась зеленой круглый год --как у самого Мирового Дуба, из желудя которого он и вырос. Когда предки эстиев, германцев и венедов, тогда еще говорившие на одном языке, пришли на берега Янтарного моря, мудрые волхвы принесли два золотых желудя Древа, соединяющего три мира. Один вечнозеленый дуб посадили в Упсале, в земле свионов за морем. Другой - здесь, в Ромове.

   Три ниши-дупла были выдолблены в толще ствола, а в них - фигуры троих богов, да так искусно, что, казалось, боги сами вырастали из недр священного дерева. Посредине - Перкунас, огенновласый бородатый муж с молнией в одной руке и огненно-красным янтарем - в другой. Слева - Потримпс, юноша в венке из колосьев, с серпом в руке. Справа - Поклус, старик с лицом мертвеца, в руке - человеческий череп, у ног - черепа быка и коня. Три бога, три мира, три поры в жизни смертного. И три пути в ней: воина, пахаря и колдуна. Под Упсальским дубом - тоже три идола: колдун Один, воитель Тор и Фрейр, дарующий урожай. Поистине, кто служит троим богам у священного дуба, тот ведает тайны всех трех миров.

   Перед дубом горит неугасимый костер. Вокруг дерева - дрова в поленицах и добротные избы жрецов. Между костром и дубом - тяжелые зеленые завесы, входить за которые могут лишь жрецы и те, кого они допустят к ликам богов. Все святилище окружает крепкий дубовый частокол.

   Тревожно было в этот день в Ромове. Князь натангов Тирско, дородный круглолицый муж с пышными русыми усами, расхаживал у костра, теребя скреплявшую плащ серебряную застежку. Хмуро и озабоченно глядел князь то на старейшин и дружинников, толпившихся в святилище, то на стоявших кучкой сигонотов в черных плащах. Известно ведь: эти отшельники выходят из своих дебрей по большей части для того, чтобы предсказать очередное бедствие, отвратить которое можно только щедрыми жертвами. А криве Аллепсис, верховный жрец натангов, все совещается за завесами с тремя пришельцами - Нергесом, Чернохой и какой-то ведьмой самого наглого вида.