Ардабиола

Установил в опытных парниках уже не магнитофоны, а телевизоры и, по слухам, работал над докторской диссертацией: "Влияние телевидения на развитие некоторых видов овощей". Его самого было невозможно оторвать от телевизора, особенно во время хоккейных матчей или "Голубого огонька". Он помирился с женой, и его лучшими друзьями стали Мишечкины, которых раньше он не выносил.

Именно с Мишечкиными Ардабьев и его жена собирались ехать на юг двумя парами на двух машинах.

Протирая замшей сверкающие бока "Волги", Ардабьев заметил на ее левом крыле свеженацарапанный вопросительный знак.

- Черт знает что!.. - вырвалось у Ардабьева. - Кто это мог сделать?

- Дети... - раздался около него сиплый голос. - Наши замечательные советские дети...

Ардабьев обернулся и увидел человека в женских тапочках с помпонами. Человек с помпонами провел по вопросительному знаку желтым обкуренным пальцем, проверяя качество работы...

- Гвоздем действовали, - определил он.

- Но почему именно вопросительный знак? - задохнулся от возмущения Ардабьев.

- А от восклицательного вам бы легче стало? - усмехнулся человек с помпонами. - Их кругом полно, а от них никому не легче.

- Что же теперь делать?.. - беспомощно опустил руки Ардабьев. - Мы завтра утром собираемся на месяц на юг, а катить через весь Советский Союз с вопросительным знаком - это, знаете, как-то... - И не смог подыскать слова.

Человек с помпонами разделил и даже подогрел ардабьевское волнение:

- Я бы сказал, и органы ГАИ могут заинтересоваться... И не без основания... Это ведь знак сомнения. А сомнения в чем?

- И ведь он не маленький, а сразу бросающийся в глаза... - занервничал Ардабьев.

- Да, немалый! - удрученно покачал головой человек с помпонами и заговорщицки наклонился к Ардабьеву: - Есть люди.

- Что есть? - не расслышал его Ардабьев.

- Не что, а кто. Есть, говорю, люди. Сделают. Чисто сделают. Вопрос будет ликвидирован в прямом и переносном смысле.

- А где эти люди? - недоверчиво спросил Ардабьев.

- Здесь, - тихо, чтобы не слышал никто, произнес человек с помпонами. Эти люди - я.

- Сколько? - невольно впадая в его конспиративную интонацию, спросил Ардабьев.

- По-соседски - четвертачок... Годится? - сострил человек с помпонами.

- Годится... - невесело вздохнул Ардабьев.

- Фирменная краска - ваша... Полировочная паста - ваша... Инструмент мой... - И человек с помпонами вынул из коробка с портретом Циолковского спичку с обгоревшей головкой. Затем с элегантностью фокусника он обмакнул спичку в банку с краской, услужливо поднесенную Ардабьевым, и ювелирно провел спичкой по вопросительному знаку.

- Пока вопрос подсыхает, я к вам с извинениями. Записочку я вам должен был передать, да не смог. Сначала вы были в отъезде, потом я. Направили меня, так сказать, на укрепление трудового фронта - в Переславль-Залесский. Так что записочка у меня, почитай, год провалялась. Девушка ее написала.

"А разве всего только год прошел?" - подумал Ардабьев. Его отец умер только год назад. Почему же он не помнит похорон отца? Как будто они состоялись давным-давно, в другой жизни.

- Что за девушка? - рассеянно спросил Ардабьев.

- В кепке, - изучающе взглянул на него человек с помпонами. - В обыкновенной мужской кепке. В буклешке. Такую мой кореш Венька носит.

Но в глазах Ардабьева не промелькнуло ни малейшего проблеска интереса, и он даже не спросил, где записка. "Хитрит... - подумал человек с помпонами. - Нет, чтобы по-нашему, по-простому... Поматросил, наверно, а теперь - в кусты..." И бодро спросил:

- Полирнем?

- Полирнем, - безнадежно согласился Ардабьев.

Человек с помпонами шлепнул на крыло "Волги" щепотку полировочной пасты и, закряхтев, стал ее растирать тряпочкой. Покряхтев минут пять, отвел руку жестом художника, любующегося своим полотном.

Вопросительный знак исчез.

- С вас четвертачок, - со спокойным достоинством напомнил человек с помпонами.

- Но это всего-навсего пятнадцать минут работы... - ошарашенно сказал Ардабьев, вытягивая бумажник.

- Пятнадцать минут и целая жизнь, как говорил художник Микаэл Анджелли, - тактично поправил его человек с помпонами и, получив четвертной, радушно предложил: - В случае чего я всегда под рукой. Летом под этим грибком. А зимой в красном уголке.

И, сохраняя достоинство, пошел домой в соседний подъезд, потому что до священных одиннадцати часов утра было еще далеко.

Но до того, как нырнуть в подъезд, он вынул из спичечного коробка с портретом Циолковского гвоздь и, оглядевшись, в одно мгновение нацарапал новый вопросительный знак на крыле чьей-то сверкающей "Нивы". Человеку с помпонами хотелось быть нужным человечеству.

Ардабьев еще раз вгляделся в крыло, но вопросительного знака не было, как будто человек с помпонами унес его под мышкой.

"Может быть, мне это все показалось? - подумал Ардабьев. - И этот вопросительный знак... И эта спичка с краской... И эти помпоны... А вот похороны отца были. Но я их не помню. Я знаю, что меня избили потом и сняли с меня джинсы... Но как это было, я тоже не помню..."