Если бы фотограф его не предупредил, он никогда не догадался бы, что попал в бывший коровник. Правда, неистребимый запах соломы, навоза, молока как бы витал в воздухе. Но стены были чисто побелены, настлан дощатый пол. Стояла железная печка с выведенным в окно коленом. На окнах висели самодельные черные бумажные шторы. На столе под красной лампой плавали в ванночке негативы. Но главное в мастерской были стены, увешанные большими и маленькими фотографиями, составляющими черно-белую мозаику радостей, труда, страданий маленькой, но неотъемлемой части человечества сибирского городка Хайрюзовска.
Деповская бригада из еще беспаспортных мальчишек в ушанках и спецовках под переходящим красным знаменем и лозунгом "Все - для фронта!". Печальные и любопытные глаза телят рядом с такими же печальными и любопытными глазами солдат, выглядывающих из теплушек. Слепой инвалид на рынке с морской свинкой, вытягивающей из ящичка "судьбы", напечатанные на пишущей машинке. Эта морская свинка тоже, наверное, умерла. Расстеленная на церковной паперти простыня, где лежат обручальные кольца, серебряные ложки, серьги и некрасивый золотой самородок - в фонд фронта. Сибирячка, несущая под мышкой белую луну замороженного молока с дырочкой посередине. Маляр на цыпочках, освежающий серебряной краской маленький памятник Ленину. Очередь в продуктовый магазин с "хвостом" на улице, а над очередью на втором этаже мальчик со вскинутой скрипкой в распахнутом окне музыкальной школы. Девушки на танцплощадке с крошечными гирляндами семечной шелухи, свисающей с выжидательно оттопыренных губ. Плотник с гвоздями во рту, остановивший молоток над ребром свежего ската крыши, потому что на полувбитый гвоздь села стрекоза. Сближающие губы парень и девушка, а между их губ, на заднем плане, крохотная старушка на завалинке, опершаяся подбородком о клюку. Другая старуха, плачущая над сбитой грузовиком коровой. Третья старуха, протягивающая свою морщинистую ладонь молодой, скалящей лукавые зубы цыганке, чтобы та ей погадала...
- Почему так много старух? - спросил Ардабьев.
- Потому что я сам - старуха... - усмехнулся фотограф и протянул Ардабьеву еще не вывешенную фотографию. - Это совсем свеженькое...
Ардабьев увидел темный могильный крест, свежевкопанный в песочную площадку детсада. Две сувенирные бутылочки перед крестом. Онемело застывшие воспитательница и детишки с ведерками и совочками.
- Что это за крест? - удивился Ардабьев. - Кто его вкопал в детсаду?
- Никто не знает, - пожал плечами фотограф. - Те, кто забыл, от чего произошел крест.
- А от чего он произошел?
- Ты тоже забыл? - печально улыбнулся фотограф. - От распятия.
Провожая Ардабьева до калитки, фотограф сказал:
- Чо-то мне не хочется тебя отпускать... Может, теперь я тебя провожу?! Или переночуешь у меня? В фотокоровнике?
- Нет, - ответил Ардабьев. - Мать будет волноваться.
Сделав несколько шагов, Ардабьев остановился, не услышав скрипа калитки и поняв, что фотограф смотрит ему вслед, хотя, наверно, его уже не видит, потому что тьма была непроглядная.
- А вы знаете... все, что вы сделали, будет выставлено, - сказал Ардабьев.
- Не знаю, не знаю... - раздался из темноты голос фотографа.
- Вы знаете, - сказал Ардабьев. - Поэтому и работаете.
Ардабьев услышал, как скрипнула закрываемая фотографом калитка, и пошел. Деревянный тротуар подрагивал под ним, как в детстве.
"Утром на поезде - в Иркутск, а оттуда первым самолетом в Москву, думал Ардабьев. - Немедленно сделать структурный анализ ардабиолы. Если был бы возможен химический аналог! А если нет? Если нет - тогда плантации ардабиолы..."
Ардабьев неприязненно поморщился, когда перед ним из темноты снова вырос тот же самый подросток.
- Плохо прикурилось, дяденька... - сказал подросток, холодно усмехаясь. В его руке был пистолет, направленный в живот Ардабьева. - Дяденька не хочет подарить одному моему скромному другу джинса? Дяденька разве не за гуманное отношение к советским детям? - изгиляясь, спросил он.
- А как подарить: с поясом или без пояса? - пробовал выиграть время Ардабьев.
Он что-то слышал о подобных историях. Это было, кажется, в курортных черноморских городах. Но здесь, в его родном, еще недавно патриархальном Хайрюзовске? Как по-дурацки можно погибнуть... Но нельзя рисковать ардабиолой из-за каких-то джинсов...
Нервы у подростка не выдержали, и пистолет заплясал у него в руках:
- Снимай джинса, животное! - истерически закричал он.
- Спасибо за комплимент, - сказал Ардабьев, расстегивая джинсы и вытягивая пояс. - Я всегда считал, что животное - это звучит гордо. Кстати, у меня была одна знакомая крыса, которую я уважал гораздо больше многих людей...
Пистолет вдруг выпал из трясущихся рук подростка на деревянный тротуар, и Ардабьев услышал совсем нетяжелый стук. Подросток схватил пистолет и снова направил его на Ардабьева.
- Пистолет-то у тебя игрушечный... - насмешливо сказал Ардабьев. - А вот пояс у меня настоящий. Ты заслужил хорошую порку, и ты ее получишь.
- Он не игрушечный! - завизжал подросток.