Николай Павлович превращался в ребенка, когда в руки его попадал экземпляр книги с пометками Пушкина или Герцена. Написав блистательную книгу «Рассказы о книгах» — не роман, не повесть, закрепленную типографским станком, а свою, выношенную как убеждение, страсть к книжному собирательству, — он немедленно сел за новую рукопись.
Ему хотелось рассказать, как гибли под ножом цензуры редчайшие издания Пушкина, как горели в жандармских отделениях рукописи русских вольнодумцев, как из века в век передавалась эстафета высокого горения человеческого духа. И в те же дни с новым острым фельетоном его видели на эстраде, днем — в газете, с родившейся этой же ночью злой статьей. Ему не хватало времени, как не хватает его каждому истинному художнику.
Буквально за несколько дней до смерти он случайно зашел к нам в редакцию. Его попросили написать статью для юных — о важности розысков разбросанных по всей стране писем, дневников, материалов, связанных с историей русской культуры. Вечером он уже набросал первые странички статьи.
Думая о человеке, стараешься выделить — хотя бы для себя — главное в нем. Главное в Смирнове-Сокольском — горение, неиссякаемое жизнелюбие, творческая страсть. Как искры от факела, сверкали вокруг него фейерверки идей, споров, раздумий…
Я пришел к нему в день исторического полета Гагарина и получил подарок — книгу. На титуле стояла надпись:
«Счастливые люди, мечтающие о звездах и пролагающие пути к ним…»
Он всю жизнь мечтал о звездах.
Они светили ему, когда он мечтал о найденной рукописи Пушкина.
Они были и в ликующем громе «Марсельезы», уникальную партитуру которой он разыскивал…
Хоронили его на Новодевичьем кладбище. Ветер бросал косые полосы снега на обелиски тех, кто лежал рядом с ним: летчиков, писателей, артистов, военачальников. Людей поиска и страсти, зажегших не одну душу.
Стоя над этой могилой, я думал о ветре, который нес над городом белые хлопья снега и высоко в небе направлял движение облаков. О ветре вечно обновляющемся и вечно живом…
Николай Павлович расписывал книги по карточкам, как стихи писал. Аннотации? Нет — поэмы.
К примеру, карточка 805.
«На корешке книги оттиснуто: «Свифт. Сочинения». Выходного листа нет. Книга начинается со страницы, озаглавленной «Предисловие автора».
Среди прочих библиографических данных, разысканных Николаем Павловичем, читаем:
«Ленинградский книжник-антиквар Федор Григорьевич Шилов в своем докладе Ленинградскому обществу библиофилов на тему «Запрещенная литература в частных собраниях» сообщил о книге Свифта: «Книга уничтожена цензурой и была известна только в одном экземпляре, сохранившемся в собрании самого издателя В. И. Яковлева».
Сообщение не совсем точно, так как известен еще один экземпляр — в Ленинской библиотеке… Но, во всяком случае, более сведений о наличии этой книги не имеется…»
Софья Петровна, жена Николая Павловича, показывает мне письмо, только что полученное ею от Константина Федина: