Арахно. В коконе смерти

С трудом нацеженный глоток водки, вкусом напоминающей напалм, вернул Анатолия к жизни. Вернее сказать, к действительности, поскольку с жизнью его уже мало что связывало. Только несколько ниточек вроде рано постаревшей матери, оставшейся в родном городе, пары приятелей, которых он порой позиционировал как друзей, да несбыточной мечты о Девушке с Золотыми Волосами. Тоненьких ниточек — тоньше водочной струйки из бракованного усекатора, не способных остановить не то что летящий «Боинг» — неуклюжий бумажный самолетик, летающий исключительно вниз.

Толик уныло поглядел себе под ноги, ступни которых отделяло от земли двенадцать этажей типовой панельной высотки. То есть, прикинул он, примерно тридцать три метра. То есть… две с половиной секунды полетного времени. Или три, если с учетом сопротивления воздуха. Хотя чего ему сопротивляться, летчик-то голый.

Между тем во дворе на месте предположительного приземления возник новый персонаж. Некто в огромной клетчатой кепке, из-под которой Толику виднелись только плечи, рукава черной рубашки да иногда носки ботинок. Неизвестный суетился рядом с потревоженной иномаркой — клетчатый колобок кепки катался вокруг красного прямоугольника кузова — и, судя по всему, являлся ее хозяином. Он мог бы просто высунуть руку в форточку, щелкнуть кнопкой брелка и отключить сигнализацию, убедившись, что никакая реальная опасность машине не угрожает, однако предпочел спуститься во двор, чтобы разобраться с проблемой лично.

Вот рукав черной рубашки простерся к лежащему на капоте журналу. Вот кепка склонилась над раскрытыми страницами, внимательно изучая улику. «Интересно, по сердцу ли ему придутся стихи из «абортивного» цикла Клары Кукушкиной?» — подумал Толик и хихикнул. Вот козырек кепки медленно пополз вверх, плоский клетчатый блин поднялся, открывая взору Толика лицо ярко выраженной кавказской национальности, к тому же весьма чем-то недовольное.

Автовладелец в кепке что-то прокричал ему, обличительно размахивая смятым журналом. То, что проделать это он пытался, так и не отключив сирену, сильно позабавило Галушкина, который и не думал прятаться. Вместо этого он отставил недопитую бутылку на подоконник и поддержал крикуна бурными аплодисментами. Хозяин машины пришел в неистовство.

Чуда-ак, снисходительно подумал Толик, стоит ли волноваться из-за невидной глазу вмятины на капоте, когда сама жизнь дала трещину? Такую, что не заткнешь уже никаким пальцем. Разве что еще сильнее расковыряешь.

В порыве благожелательности он решил поделиться этой мыслью с владельцем иномарки, для наглядности продемонстрировав ему первый попавшийся палец, в данном случае средний, впрочем, без особой уверенности, что тот разглядит. Ведь орлиный нос не подразумевает наличие орлиного глаза.

Чудак в кепке начал бесноваться. Сперва он бросил в Толика журналом, затем распахнул дверцу машины с водительской стороны, вырубил наконец доставшую весь двор сигнализацию — утомленные уши Толика жадно впитали несколько мгновений тишины — и надежно утопил в руль кнопку гудка.

Гулкий тревожный звук устремился в небо.

Второй звоночек прозвучал, пожалуй, в тот день, когда Толик ворвался в кабинет Бориса, расположенный дверь в дверь с кабинетом самого Щукина, со словами:

— Щукин сын! — и с размаха швырнул на стол пухлый томик в яркой обложке.

Стол вздрогнул, книга упала задником вверх. «Это новый, СОВЕРШЕННО НОВЫЙ роман признанного Мастера российской фантастики? ДА!» — гласила первая строка пошлейшей аннотации, упираясь восклицательным знаком в выхлоп от дюз стартующего звездолета, не уместившийся на первой странице обложки. Как будто бывают ОТЧАСТИ НОВЫЕ романы или, допустим, НОВЫЕ МЕСТАМИ! Впрочем, последнее определение, по мнению Анатолия, куда больше подходило очередному творению признанного Мастера.

Борис поднял на Толика усталые, покрасневшие глаза, в которых без труда читался вопрос: «Ну что еще?», выждал секунд десять и озвучил его сокращенную версию.

— Ну.

Толик, выражением лица похожий на ребенка, у которого отняли любимую игрушку, а вместе с ней обе руки и правую почку, от возмущения и обилия невысказанных мыслей не смог ответить сразу. Вместо этого он глупо повторил:

— Ну?

Затем еще раз, с нажимом:

— Ну?! — и обвиняюще ткнул пальцем в цветастый глянец обложки, угодив в начало фразы: «Это КОСМИЧЕСКАЯ ОПЕРА поражающих воображение масштабов? ДА! Но не только!»

— Спасибо, — спокойно реагировал Борис, — я читал.

Он вернул в пластиковый стаканчик красный карандаш, отодвинул в сторону раскрытую папку с чьей-то рукописью, распечатанной очень мелким шрифтом, вероятно восьмеркой, и придавил страницы пресс-папье в виде взобравшегося на земной шар паука, отмечая место, на котором прервал чтение, отвлеченный… приходом? прибегом? а лучше сказать, явлением Анатолия.

«На столе поверх стопки документов лежало массивное папье-маше» — не к месту вспомнил Толик и почувствовал, что успокоился достаточно, чтобы излагать мысли связно.

— Почему? — спросил он. — По какой причине Щукин забраковал мой сюжет, а почти то же самое у Степана — принял?