Аракчеев

Не вдаваясь в дальнейшие подробности разработанного графом Аракчеевым проекта освобождения крестьян от крепостной зависимости, отметим, что проект сей удостоился одобрения со стороны императора и, по некоторым свидетельствам, именно его Александр намеревался вводить в действие. Позднее сходный с аракчеевским способ решения проблемы крепостного права предлагал в своей конституции декабрист Н. Муравьев. Историк H. M. Дружинин писал в книге «Декабрист Никита Муравьев»: «Начав с проекта личного безземельного освобождения в духе А. Ф. Малиновского, Н. С. Мордвинова и Н. И. Тургенева, Н. Муравьев перешел на позицию другого, более осторожного и расчетливого течения: его последнее решение крестьянского вопроса в менее разработанной, но более жесткой форме повторило аналогичные построения, представленные Александру I А. А. Аракчеевым».

Реформаторская страница политической биографии графа Аракчеева осталась неизвестной обществу. Можно сказать, что государь и временщик вели себя как два заговорщика в деле реформ и вообще во всех делах по управлению империей. Таинственность эта имела определенную выгоду, которую присваивал себе во всем ее объеме один император Александр.

Государственная деятельность всегда предполагает осуществление мер не только благих для населения, но и таких, что связаны с лишениями. Нельзя быть правителем и для всех являться благодетелем, невозможно управлять и всем управляемым постоянно угождать. Александр I хорошо понимал это.

Современники недоумевали, как мог этот император возвысить и держать при себе человека со столь дурной репутацией, какой пользовался в обществе Аракчеев. Мало кто догадывался, что Александру Павловичу как раз и нужен был временщик с такой репутацией.

В числе немногих, кто понимал это, был Н. И. Греч, знавший Аракчеева, по собственным его словам, «довольно коротко» и называвший графа «нравственным уродом». Вот что писал он об Аракчееве в своих «Записках»: «Александр видел в нем одного из тех, которые были верны его отцу, видел человека, по наружности, бескорыстного, преданного ему безусловно и сделал его козлищем, на которого падали все грехи правления, все проклятия народа».

В. И. Штейнгейль, описывая в письме к Николаю I от 11 января 1826 года обстановку последнего десятилетия царствования Александра, отмечал: «Всей России сделались известны сцены, которых никто не мог полагать возможными в царствование государя, толико кроткого, человеколюбивого! Общее недоумение разрешалось одним лицом графа Аракчеева. Оно во всех подобных действиях служило экраном для особы монарха».

Сам Александр определял роль Аракчеева при своей августейшей особе еще яснее. Как-то раз граф серьезно занемог и был не в состоянии поехать к Его Величеству с докладом. Послал с бумагами своего адъютанта П. А. Клейнмихеля. Александр, увидя вместо Аракчеева Клейнмихеля, встревожился:

— А что же Алексей Андреевич?

— Граф сегодня не может.

— Ах, как же быть? Что с ним? Был ли доктор? — всерьез заволновался Александр.

— Успокойтесь, Ваше Величество, граф слегка простудился.

Но Александра успокоить было нелегко.

— Ты не понимаешь, что такое для меня Аракчеев, — сказал государь Клейнмихелю. — Все, что делается дурного, он берет на себя, все хорошее приписывает мне.

В последние годы своего царствования Александр много ездил по России. В губерниях, в которых ожидалось прибытие Его Величества, шло бурное дорожное строительство: прокладывались новые дороги, переделывались старые, рылись канавы — горы земли перемещались с одного места на другое. Деревенское население, сгонявшееся на эти работы, терпело неисчислимые страдания. Местная администрация вовсю пользовалась ситуацией и бойко торговала дорожными повинностями. По словам П. А. Вяземского, «народ кряхтел, жаловался и приписывал все невзгоды Аракчееву, который тут ни душой, ни телом не был виноват».

Подобные случаи показывают, что в роли козла отпущения Аракчеев был жизненно необходим не только императору, но и его бюрократии. Выступая в образе «злого временщика», Аракчеев принимал на себя солидную часть народного гнева, предназначенного чиновникам. Потому чиновная братия всячески старалась поддерживать в народе его дурную репутацию.

Сам граф вполне сознавал это и глубоко страдал. «Видно, вам со мною одна участь, — жаловался он И. А. Пукалову, — я всегда на оное счастлив, что все относят ко мне, что я и во сне не вижу, а узнаю уже после всех. Но что же делать, когда оному пособить нечем? Другие же, напротив того, очень счастливы, делая исподтишка, и про то никто не знает, не ведает».

Однако жалоба жалобой, а служба службой. Если разным мелким начальникам Аракчеев не собирался и малейшим образом потрафлять в их стремлении свалить часть собственных грехов на его персону, то императору Александру, пусть и скрепя сердце, но подыгрывал. И нередко довольно своеобразно.