Арабы и море. По страницам рукописей и книг

Столица аббасидской державы, сказочный город «Тысячи и одной ночи», Багдад вдохновил многих поэтов. Вот небольшой этюд, принадлежащий Мухаммаду ан-Найрамани:

За тебя, Багдад, как выкуп, каждый город может стать;
И мой дом с моим кварталом за тебя я рад отдать.

Объезжать восток и запад сей страны случалось мне
На медлительном верблюде, на стремительном коне;

Но реки, подобной Тигру, я нигде не повстречал
И подобного Багдаду поселенья не видал;

Не видал людей, багдадцам равных тонкостью ума;
Сладкозвучной диво-речью, где краса царит сама.

Мне говаривали: «Если бы действительно питал
Ты привязанность к Багдаду, то его б не покидал».

«Да, любовь, – я молвил, – вяжет всех людей с землей
родной;
Но судьба стремит их к целям чужедальней стороной».

А вот изящное рондо, связываемое с именем другого малоизвестного поэта, Убайдаллаха ибн Абдаллаха:

Неужели друг уедет, здесь подругу оставляя;
Воскрешая скорбь разлуки, умерщвляя радость встреч?
Лону радости, Багдаду, буду слать привет всегда я
Из чужбины, где спокойным не смогу я взор сберечь.

Из-за ненависти даже не расстался б я с Багдадом;
Но судьба меня сразила, ныне жизнь мне сделав адом.

Не найти мне здесь покоя, нет утехи, нет услады;
Нет соседа, в ком бы видеть мог я друга своего
Но душа живет надеждой, что настанет час отрады:
Друг вернется и подруга встретит радостно его.

Условия экономических связей, в частности безопасность торговли, продолжали сохранять свое значение. В сборнике «Чудеса Индии» судовладелец Бузург ибн Шахрияр приводит со слов «наших братьев-моряков» рассказ о купце-еврее Исхаке, вызвавший появление специальной статьи И.Ю. Крачковского. Исхак, отплыв из Омана с капиталом, равным 200 динарам, оставался тридцать лет в Индии и в 913 году вернулся на родину с миллионным состоянием. Некто, завидуя его успеху и не получив от него ожидаемой взятки, внушил халифу ал-Муктадиру (908–932) подозрение в предосудительном происхождении богатств Исхака. Халиф послал в Оман евнуха с предписанием арестовать еврейского купца и препроводить его в Багдад. В ответ на это в 916 году оманские купцы забастовали. «…. Рынки были закрыты и написаны заявления, засвидетельствованные иностранцами и туземцами, о том, что, если этот еврей будет отправлен, суда перестанут заходить в Оман, купцы разбегутся, а люди начнут предостерегать друг друга, чтобы никто не направлялся к какому-нибудь берегу Ирака: человек состоятельный не имеет там гарантий для своего имущества. Между тем это страна, где живут крупные купцы и люди с достатком из разных краев. Они спокойно поселились здесь благодаря справедливости эмира правоверных и справедливости его эмира[70]. Он действовал хорошо, охранял купцов, сдерживал посягающих на них и злодеев». Так как заморские купцы стали грузить свои товары на корабли, чтобы увезти обратно, а местные торговцы задумали переселиться в другую область, правитель Омана Ахмад ибн Хилал был вынужден оставить приказ халифа невыполненным, а правительственный офицер-евнух с отрядом, посланным для задержания и конвоирования купца, ввиду бури возмущения в торговых кругах был вынужден уехать из Омана ни с чем, ограничившись получением крупной взятки.

«Этот инцидент, – заключает И.Ю. Крачковский, – показывает, насколько сильна в эту эпоху была торговая колония в Омане: даже правительственные агенты, посланные со специальным поручением, вынуждены были, правда, за взятку, отказаться от его выполнения и позаботиться о своем собственном спасении. Показывает он и двойную роль, которую играли представители местной власти: им было очень невыгодно лишиться функции посредников в добывании доходов и они, естественно, всячески стремились, хотя бы и прикровенными действиями, парализовать непосредственное вмешательство центра в какие бы то ни было дела провинции. Еще раз на этом примере мы можем убедиться, какую выдающуюся роль в данную эпоху играл Оман в международной торговле восточного мира».