Арабы и море. По страницам рукописей и книг

В этих условиях естественны постоянные тесные сношения, которые византийские купцы поддерживали с эфиопскими. Подобно тому как финикийская колония Карфаген благодаря своей развитой транзитной торговле получила самостоятельное значение, арабская колония Аксум, основанная в глубинной части другого африканского побережья, выросла на почве оживленного торгового обмена между Азией и Африкой и постепенно стала одной из ведущих политических сил Красноморья. Этому способствовало объединение в середине IV века владений аксумитов с эфиопским государством, центром которого был важный международный порт Адулис.

Роль единой Эфиопии в V–VI веках нашей эры была значительной, она спорила с персидской державой как в торговле, так и за политическое влияние в Юго-Западной Аравии. Ориентация ее политики на Византию была ориентацией на главного потребителя вывозимых товаров. С другой стороны, Византийская империя видела один из действенных способов укрепления своего международного влияния в приобщении Эфиопии к христианству, которое исповедовала сама: общая религия способствовала прочному политическому союзу, в котором Эфиопия как более слабый партнер должна была служить интересам могущественной Византии. Действуя в этих интересах, Константинополь постепенно стал выдвигать государство Аксума на роль соперника Сасанидской державы и в индийских водах. Когда же около 350 года к ногам победоносных аксумитов легло побережье Южной Аравии, у Византии появилась особая причина интересоваться Эфиопией.

Как и для Западной, для Восточной Римской империи специальное значение имел морской путь в Индию: Индостан поставлял не только благовония, пряности, текстильные изделия, но и шелк. И вот император Юстиниан отправляет посла Юлиана с дипломатической миссией в Эфиопию и Южную Аравию: Юлиан должен склонить эфиопских купцов усилить торговые связи с Индией, покупать там шелк-сырец и перепродавать его Византии, которой, таким образом, удастся сокрушить персидскую монополию. Тщетные усилия! Замысел императора не учитывал реальной обстановки, сложившейся на Индийском океане. Географическая близость Персии к Индии и Цейлону, развитый флот, обилие ее резидентов в индийских и цейлонских портах давали возможность персидским купцам перехватывать шелк буквально под носом у эфиопских коммерсантов и целыми флотилиями посылать груженые суда на родину. Куда слабому торговому флоту африканцев было с ними спорить! Негоцианты Сасанидской державы располагали достаточным материальным превосходством для того, чтобы властно отстранить африканских торговцев от международной торговли и показать Византии, Сирии и Египту, что вожделенный шелк они могут получить лишь через персов.

Признание преимущества персидского флота в доисламскую пору не должно создавать представления об упадке традиционного арабского судоходства. Центрами последнего продолжали оставаться экономически важные порты Южной Аравии вместе с новыми пунктами на африканском берегу, где самостоятельная навигация арабского происхождения начала развиваться сравнительно поздно.

Картину преобладания персидского судоходства над арабским и вышедшим из недр последнего эфиопским создает не упадок арабско-африканской морской деятельности, а чрезвычайные меры Сасанидов по освоению прибрежных территорий и усиленному строительству здесь портов и кораблей. Целью этого было в кратчайший срок захватить в свои руки господство на море и устранить всякую возможность иностранной конкуренции, в полной мере использовать преимущества географического положения Персии. Например, известно, что, желая пресечь арабскую морскую эмиграцию из Бахрейна в Персию, Шапур II (309–379) вырезал население Бахрейна и поселил здесь персидских колонистов, вероятно, имея в виду со временем превратить этот древний район развитой навигации в этнически бесспорную часть Ирана и в одну из баз сасанидского флота.

Наступательная политика Сасанидов значительно сократила сферу арабского мореплавания, однако оно продолжало жить. Уже упоминавшийся нами Фа-сянь отмечает присутствие в Индии и на Цейлоне «сабейских купцов», прибывавших сюда на кораблях. Последнее не удивительно, если учесть, что индийские и цейлонские гавани давно перестали быть для арабов конечными пунктами и арабские корабли заходили сюда не только с запада, но и с востока, возвращаясь из Сиама и Китая на родину. С Китаем арабские купцы познакомились рано; около 300 года нашей эры они уже основали торговую колонию в Наньхайцзюне (нынешнем Гуанчжоу). С более близким своим соседом, Индией, Китай начал регулярную морскую торговлю лишь четырьмя столетиями ранее. Римский историк этого времени Аммиан Марцеллин, рассказывая об оживленном движении в Персидском заливе морских судов, доходящих до Тередона в устье Евфрата, отмечает, что арабы имеют ряд портов и способны пользоваться богатствами не только суши, но и моря.