Арабо-израильские войны

Забрав плавки и полотенца, мы направились на пляж. Но по пути зашли в еще одно знакомое место. В цокольном этаже гостиницы располагалось несколько продуктовых лавок, в одну из них мы и зашли. Увидев и узнав нас, хозяин лавки что-то радостно затараторил по-арабски. Попутно он стал интересоваться, как долго мы предполагаем остаться здесь. Решив, что это вообще-то военная тайна (хотя бы на ротно-батальонном уровне), мы ответили ему коротко: «This is a secret», а после этого поинтересовались по-русски: «А «хамасташар» есть?» — «Есть, есть… Пожалюста, товарич!» Хамасташар это всего лишь числительное «пятнадцать». Он, как правило, возникал там, где размещались наши хабиры. После этого владелец ближайшей лавки быстро «ориентировался» и затем за пятнадцать пиастров, то есть одну шестую часть тогдашнего египетского фунта, готов был предложить любому из наших стаканчик местного бренди. Этот напиток был приемлем нам по вкусу и градусам, но от него, наверное, вывернуло бы наизнанку любого правоверного мусульманина. Иными словами, хамасташар являлся своеобразным «ноу-хау» и неофициальным паролем и местом встречи для всех наших хабиров…

Когда уже поздно вечером мы вернулись с пляжа, администратор на седьмом этаже был необычайно предупредителен, и уже настала наша очередь удивиться: он обратился к каждому из нас не «мистер» (обычная форма обращения египтянина к иностранному гостю), и даже не более дружелюбным «садык» (друг), а другим словом — «ядоффа». Этот термин весьма специфический и, как нам сказали, означает не что иное, как «однополчанин».

После этого он поинтересовался у нас: «Как море, пляж?» «Нормально». — «А как хамасташар?» — «Тоже нормально».

Ясно было одно: торговец снизу уже сообщил нашему «куратору» о визите к нему, и это в глазах администрации окончательно удостоверило наши личности — кто, кроме русских, мог заявиться на «явку» с паролем «15»?

…Все сказанное в принципе повторилось на следующий день, когда мы добрались до штаба полка. Диалог с дежурным офицером выглядел все так же: «Так русские уезжают…» — «Ну, а мы приехали…» Этому должностному лицу мы предъявили и свои «командировочные предписания», полученные нами в Каире и написанные затейливой арабской вязью. Он тщательно прочитал их с первой до последней буквы, затем сверил арабское написание наших фамилий в удостоверениях личности. «Ладно, подождите пока здесь, — сказал он и крикнул вестовому: Итнин шай» (Два чая).

Пока мы пили чай, из соседней комнаты был слышен его голос: «Централь! Иддини Кахира, бисурра…» (Коммутатор! Дайте Каир, срочно.) Вернулся офицер заметно повеселевшим и на этот раз заказал «Талята шай» (Три чая). Было очевидно, что собеседники на другом конце провода все-таки убедили его, что перед ним не парочка израильских шпионов, а всего лишь два советских хабира, направленных на работу. Поговорив по внутренней связи, он сказал, что через десять минут нас примет командир полка…

…Полковник был любезен и деловит. Никак не комметируя недавнее решение своего верховного руководства выслать всех советских в Союз, он заявил, что рад вновь видеть советских специалистов у себя в части и уверен, что наш опыт и компетенция помогут решить все возникшие проблемы с поддержанием его техники в боеготовом состоянии. (От себя добавлю, что имевшаяся в его распоряжении техника была на все 100 процентов советского происхождения, кого же нужно было приглашать для ее обслуживания, не канадцев же?)

Со следующего утра арабы исправно присылали за нами раздолбанный «козлик» модели ГАЗ-69, и мы ехали в часть. Там исправно проводили весь рабочий день и к вечеру возвращались обратно. Наша вечерняя культурная программа в принципе была не очень разнообразна. «Крестный отец» блокбастер 72-го года — был отснят, но еще только монтировался в Америке и до Александрии не дошел.

Зато мы посмотрели «I killed Rasputin» (Я убил Распутина) псевдоисторическую поделку из Голливуда про деяния князя Юсупова, «Аэропорт» по роману Артура Хейли, а из «пустячков» франко-итальянский «Sin, Sun and Sex» (Грех, солнце и секс). Так что александрийский кинозритель той поры был в этих вопросах гораздо более продвинут, чем современный ему советский.