У незримого врага есть вполне конкретные методы — и по ним его можно вычислить и поймать, пусть это и займет какое-то время. Есть вполне конкретные жертвы, которые он выбирал по определенным признакам… или вообще без всякой логики, если уж ее величеству судьбе вдруг захотелось столкнуть меня с магически одаренным психопатом и серийным убийцей.
А значит, есть работа — и ею-то я и займусь.
Глава 29
— Проходите, Владимир Петрович. Его сиятельство вас примет.
Мне даже не пришлось долго уговаривать. То ли моего визита по каким-то причинам уже ждали, то ли попасть на аудиенцию к главе рода Вяземских на самом деле было не так уж и сложно. Дворецкий — чуть ли не копия того, что встречал меня в особняке на Каменноостровском — изобразил поклон и развернулся к лестнице, указывая дорогу.
Без музыки и толпы гостей дворец казался еще больше — и еще роскошнее. Я на мгновение почувствовал себя чуть ли не в музее, и даже собственные шаги вдруг показались слишком громкими. Обитель рода Вяземских изрядно поддавливала золоченой тяжеловесной монументальностью — видимо, не слишком-то обрадовалась незваному гостю.
Как и сам князь. Его сиятельство встретил меня в полном соответствии с этикетом: отправил дворецкого, велел угостить кофе и мариновал ожиданием в гостиной не дольше четверти часа. Видимо, именно столько ему понадобилось, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, надеть положенный для таких случаев костюм и переместиться в кабинет. Вероятно, что-то из этого даже пришлось делать в спешке, так что уважение моей скромной персоне досталось в полном объеме.
Уважение — но уж точно не радость. Когда за моей спиной закрылась дверь, я вдруг почувствовал холод. И не метафорический, а самый что ни на есть натуральный: камень и мрамор дворца еще не успели полноценно прогреться под летним солнцем, и во всем дворце было не слишком жарко, но температура в кабинете Вяземского оказалась ниже на два-три градуса — а может, и на все пять. То ли его сиятельство нервничал и ненароком хапнул из пространства вокруг слишком много энергии, заряжая Талант, то ли специально давал понять, что воспринимает мой визит в такую рань чуть ли как оскорбление.
Впрочем, я и сам был не в восторге.
— Доброе утро, Владимир Петрович. Могу я полюбопытствовать, что привело вас ко мне? — Вяземский демонстративно покосился на часы на стене. — Да еще и в столь ранний час?
— Прошу извинить меня за бесцеремонность, ваше сиятельство. — Я изобразил легкий поклон. — Но, к сожалению мое дело не терпит никакого промедления: не далее, как вчера вечером его благородие барон Михаил Тимофеевич Грозин прислал мне своего секунданта.
— Вот как?..
Вяземский явно не слишком-то удивился. Вызов на дуэль не стал для него неожиданностью — впрочем, как и для меня самого. Я ожидал чего-то подобного раньше на неделю или даже больше — возможно, прямо в день бала в этом самом дворце. Даже если никто не донес Грозину, что я изволил заночевать у его так называемой невесты, поводов оскорбиться и так было предостаточно. А уж причина появилась и того раньше — в тот самый день, как мы с Кудеяровыми сожгли «Каторгу» и присвоили воровской общак.
Видимо, его благородие устал от попыток отделаться от меня чужими руками — и решил действовать лично.
— Да уж… Новость действительно неприятная. — Вяземский нахмурился и покачал головой. — Его благородие отличный стрелок и фехтовальщик. И, насколько мне приходилось слышать, имеет репутацию бретера.
— Насколько приходилось слышать? — усмехнулся я. — Вот уж не думал, что ваше сиятельство так плохо знает своего будущего зятя.
Укол оказался неожиданным и явно угодил в мягкое место: Вяземский снова нахмурился, поджал губы и недовольно засопел — но все-таки держал себя в руках.
— При всем уважении — дела моей семьи вас не касаются, Владимир Петрович. Никоим образом, — проворчал он. — Признаться, я никак не могу понять, зачем вы вообще решили сообщить мне, что его благородие барон изволит требовать сатисфакции.
— В таком случае, позвольте объяснить. — Я шагнул вперед. — Я здесь, чтобы просить вас быть моим секундантом.
На этот раз Вяземского проняло по полной. Так, что я на мгновение даже ощутил что-то похожее на веселье, хоть беседа к тому и не располагала совершенно. Слишком уж потешно выглядело удивление на лице старого князя: глаза за стеклами очков увеличились примерно вдвое, лоб тут же заблестел от выступившей испарины, в крупные уши с мясистыми мочками синхронно встрепенулись и подались чуть назад и вверх.
— Господь милосердный… — пробормотал Вяземский. — Нет, Владимир Петрович. Решительно нет. То, о чем вы просите, совершенно невозможно! Я понимаю, что обязан вам, возможно, обязан самой жизнью, но такое…