В половине десятого вечера, не сбавляя хода, «Урал» резко повернул на юго-восток, а через три часа развернулся на юго-запад. За ночь «восстановили» парусиновый обвес ангара. Оболочку второго аэростата, уже наполнявшуюся накануне, подняли из кормового трюма, наспех осмотрели и начали снова заполнять.
Но когда пошел газ, обнаружили серьезный разрыв, образовавшийся, вероятно, при вчерашней спешной упаковке. Командир аэрозвена крейсера мичман Евреинов сразу распорядился перекрыть кран и качать газ назад из оболочки в баллоны. Благодаря этому часть его успели загнать снова в хранилища, но больше половины все равно улетучилось через дыру, которая оказалась далеко не единственной.
При более тщательном осмотре этот разрыв оказался разрезом, причем сложенную в несколько раз оболочку прорезало в нескольких местах. В чехле нашелся и предмет, причинивший эти повреждения. Это был обычный матросский складной нож. Выяснить, чей он, сразу не удалось. Не было и ясности, попал он в чехол случайно, либо его туда подложили с умыслом испортить оболочку, поскольку он был в разложенном состоянии. Учинить разбирательство сразу не было возможности из-за жуткой спешки.
Пришлось срочно запускать газоделательный завод, что из-за пострадавшей электропроводки и оборудования оказалось делом не простым. Электролизеры системы Шмидта, работающие по щелочно-алюминиевому способу, потребляли очень много электричества. Дополнительные неудобства были и от возни в тесноватых кормовых помещениях с кое-как убранными накануне оболочками змейковых аэростатов, весом под 33 пуда каждая, в не совсем удачно приспособленных для этого трюмах.
В итоге только спустя три часа после начала работ с аэровооружением удалось начать снаряжать «колбасу» № 1. Несмотря ни на что, ближе к обеду шар все-таки был готов. Его тут же подняли, планируя осмотреться с высоты, чтобы не нарваться на какого-нибудь шального японского разведчика или снова на неожиданно настырных и опасно агрессивных англичан.
К этому времени уже находились в стороне от основных пароходных маршрутов, что подтвердилось, когда подняли аэростат. Горизонт, в пределах десятимильного радиуса, ограниченного дымкой, был пуст. Осмотревшись, шар убрали в ангар, снова дав полный ход. Спешили уйти подальше от берегов Китая.
Когда основная судоходная трасса осталась совсем за кормой, повернули к Корейским проливам, сразу же обнаружив дым на горизонте. Погода по-прежнему позволяла использовать воздушную разведку, и аэростат тут же подняли. С высоты разглядели, что дым принадлежит крупному одиночному грузовому судну, направляющемуся в сторону Японии.
Шар снова убрали в ангар, начав разоружать и откачивать газ, одновременно двинувшись на перехват, держа не менее восемнадцати узлов на лаге. Вскоре остановили большой двухтрубный пароход, шедший под итальянским флагом. Он не пытался скрыться, что сначала вызвало подозрения. Поэтому приближались осторожно, с кормы, выслав катер с призовой командой с полумили, не сводя стволов заряженных орудий с судна.
Досмотровая партия быстро выяснила, что пароход действительно итальянский. Называется «Куарто» и следует в Куре. Поскольку он вел себя так, будто ему нечего скрывать, ждали скорого возвращения трофейщиков с пустыми руками, но оказалось, что ошибались.
Среди прочих грузов на борту обнаружились стальные отливки, гироскопы и ходовые машинки для мин Уатхеда, а также станции беспроволочного телеграфа, упакованные в деревянные ящики с надписями «мясные консервы». Все это, несомненно, являлось военной контрабандой и позволяло произвести арест судна и груза.
Итальянцев, самих показавших эти «консервы» и нимало не расстроившихся от такого поворота судьбы, из экономии времени пока не стали свозить на борт «Урала», и «Куарто», только под командой призовой группы, со своим экипажем двинулся вслед за нашим пароходом-крейсером. Но почти весь итальянский экипаж поразительно быстро успел напиться «до изумления», и их пришлось срочно сменять со всех постов и даже изолировать, разместив в пустовавших пассажирских каютах парохода, так как они охотно делились вином с нашей командой. Троих матросов из призовых вынуждены были отправить проспаться в трюм.
Ход застопорили и принялись перевозить дополнительно кочегарную и машинную вахты, чтобы идти дальше. Глядя на скачущие по волнам шлюпки, мотавшиеся между высокими бортами судов, один из только что сменившихся кочегаров «Урала», решивший выкурить по трубке табака со старым приятелем боцманом буркнул, слушая пьяные песни «гостей», доносившиеся с «итальянца»: «Добрые люди эти макаронники, а только пароход свой пропили! Не к добру это!»