Демон, к которому возвратился нормальный цвет лица, снова всмотрелся в Кишкиса и, наконец, словно что-то для себя решив, кивнул.
– Андрей, ты всё-таки очень неприятный человек. Литовских детей не надо жалеть – они одеты, обуты, в массе своей накормлены. Баскетбол у них никто не отберёт, если хочешь – мы здесь как раз для того, чтобы его, как национальную идею, сохранить. Помимо прочего… Возможно, конечно, баскетбол не является лучшей национальной идеей, но чтобы воспитать у детей лучшую – их не надо жалеть. Их надо воспитывать. Но это сложно. Обидеться на страну, разочароваться, укатить на заграничную стройку и оттуда литовских детей жалеть – конечно легче, я тебя понимаю.
– Я не на стройке, я на фабрике, – буркнул Кишкис.
– Это, конечно, всё меняет, – согласился Демон и вернулся к книге. На этот раз окончательно.
Первый закончила партию пара Андрюкенаса–Лубинаса, где достаточно уверенную победу одержал Уж. Жильвинас после этого в компании Зайца поднялся наверх, а Внук остался следить за игрой Кости и Ка. Те играли в своё удовольствие, с заменами ходов и совместным обсуждением ситуации на доске – и в результате пришли к товарищеской ничье, которую вместе с Внуком, Римлянином и Коксом отправились отметить в бар.
– По одному бокалу пива и по номерам, Довидас. Честное слово, я за ними присмотрю, – заверил, заметив неодобрительный взгляд тренера, менеджер сборной. Довидас нахмурился, но промолчал. У него ситуация на доске развивалась не по его сценарию. Балу действительно оказался достойным соперником, и хотя Каритис сопротивлялся долго и даже пару раз, казалось, выровнял игру, в итоге ему пришлось признать своё поражение.
– Славная охота, – Прокомментировал это Демон, по-прежнему читавший в облюбованном кресле. – Зря Макс поболеть не остался…
Балу вздохнул, но, ничего не ответил. Ушёл в бар и вернулся к Демону с двумя бокалами пива.
– Давай, за победу. Спать пора.
Голубь мира
Литва открывала отборочный турнир матчем с его хозяевами – Венесуэлой. Зал, сам по себе не большой, оказался заполненным и болельщиков Литвы среди зрителей было не так много. Преданные обычно, они все-таки пока не верили в «альтернативную» сборную и не считали нужным следовать за ней. В отличие от местных болельщиков. Пусть баскетбол и не пользовался огромной популярностью в стране, но надежда на выход в Олимпиаду и желание поддержать своих заставили публику прийти на игру. Толстый, переводя взгляд с разминающихся баскетболистов на зрительский зал и обратно, кривил губы. Чувствующий напряжение тренера Лиздейка, ободряюще хлопнул его по плечу – всё хорошо, что нам терять-то, на самом деле?
– Может и нечего, – пожал плечам Довидас. – Но я, на самом деле, боюсь, как бы нас не побили, если мы их обыграем сейчас. Они же, говорят, дикие…
В ответ Лиздейка рассмеялся:
– Už Lietuvą!
«Už Lietuvą! Вот теперь все начинается!», – так Толстый напутствовал стартовую пятерку. Открывать игру вышли Кость, Роматис, Мунтялис и задними – Уж со Шмелем. Изначально Довидас хотел начинать через пятерку, основанную на «Дворнягах», но необходимость развести по минутам братьев Огневых вынуждала менять план. Всё сводилось к вопросу, кого он хотел видеть в старте – Демона или Шмеля. Каритис искренне считал, что все члены сборной могут сочетаться и играть на высоком уровне, но под руководством Демона «Дворняги» играли просто гениально, словно их объединяла телепатическая нить – будто все они были составляющими одного организма с общим мозгом на всех. Шмель же сейчас в этом организме был вроде пениса – орган важнейший и часто основной, но с мозгом не связанный вообще. При этом, по уровню таланта Шмель бесспорно превосходил всех остальных игроков сборной, и не выпускать его в старте, даже с учетом некоторой неконтролируемой эмоциональности, было бы глупо. Поэтому, хуй с ними, с «дворнягами» или, точнее, как раз без них – пусть Шмель играет с Ужом и Костью. Те присмотрят.
Кость дотянулся до мяча в прыжке и скинул его прямо в руки Ужу. Уж, не раздумывая, послал мяч через все поле прямо в руки метнувшегося под чужое кольцо сразу после свистка судьи Шмеля. Огнев-младший вложил мяч сверху. Два – ноль. Сыграно три секунды.
– О, да, детка! – Толстый улыбнулся. – Я гений.