Апокриф Блокады

— Сто лет назад эта книжка лежала на столе у каждого уважающего себя общественного деятеля. Ле Бона держали в личных библиотеках, читали и охотно цитировали все публичные политики, от Ленина и Сталина, до Черчилля и Гитлера. Для Жданова и компании, приведенная вами мысль — абсолютная аксиома. Понимаете?

Вместо ответа Ахинеев молча закрыл глаза… Замечала у него такую манеру "отключаться от реальности". В эти моменты он до смешного напоминает древний электромеханический кассовый аппарат, вроде тех, что стояли в магазинах, когда я была совсем маленькая. Между набором комбинации цифр (меток штрих-кода на товарах ещё не водилось) и выдачей результата проходило секунд пять. Внутри агрегата что-то усиленно жужжало, щелкало, трещало и клацало. Происходила, так сказать, "обработка информации перед выдачей чека". Раздражало это дело — жуть! Я в очередях стоять — терпеть ненавижу, а тут последняя задержка по вине глупого железного ящика. Стой и жди… "Чапай думу думает…" Отдаю должное, в отличие от лубочного киношного героя Гражданской войны и глупого кассового аппарата, результаты размышлений товарища Ахинеева — предсказать совершенно невозможно. После "заключительного щелчка", в смысле открытия глаз, возможно абсолютно всё. Большой любитель парадоксов.

— Рассказывайте!

— Что? — то есть, уже более-менее понятно — раскрути цепочку рассуждений, ставшую причиной беседы…

— За что в реальности, — как же он эти слова выплюнул, — по вашему мнению, расстреляли после войны участников "Ленинградского дела"…

— Я уже говорила… Если в двух словах — за преступную некомпетентность, приведшую к массовой гибели гражданского населения… — честно говоря, с самим Ахинеевым я на данную тему не общалась, это в застольных беседах с профессором Радеком и его тусовкой однажды всплыло (как же быстро время-то летит). Выходит, он в курсе…

— Галина, не выкручивайтесь… Вы только что намекнули, что все их действия были тщательно спланированы, а сами руководители города — более чем искушены в вопросах манипуляции человеческими массами. Ну, же…

— Есть у меня одно предположение, только я сразу предупреждаю — оно документами не подтверждается. Сплошная логика.

— Врешь! — впервые мне так грубо тыкают прямо в лицо, — Ладно, я сам начну — они поплатились за потакание безобидным в мирное время личным прихотям.

— В смысле? — нет, можно, конечно сказать и так… Ободрать с нагой истины обертку из красивых фраз и недомолвок

— Густав Ле Бон, — заговорщически подмигнул, — писал, что "для понимания чувств и настроений толпы её предводитель должен думать и чувствовать так, как эта толпа. Представить себя частью толпы и предугадывать её движения — это особое искусство, скорее даже талант".

— Ну, если по-простому, то Жданов и компания знали, что попадаются в жизни внешне незначительные вещи, которые для людей — хуже смерти, — Ахинеев стоически держит паузу, выжидает, — По себе, скорее всего, знали. Оттого не рискнули спровоцировать в городе панику и бунт. Если б на месте Жданова оказался другой человек, чуть-чуть менее брезгливый и более решительный, то история обороны города могла развернуться непредсказуемо…

— Тогда удалось бы спасти миллионы ленинградцев от голода?

— Нет, тогда, уже в октябре 1941 года, почти гарантированно, пришлось бы силой оружия подавлять массовое восстание обывателей… Ещё до наступления голода. К началу 40-х годов у руководителей Советского Союза накопился колоссальный печальный опыт такого рода эксцессов. Но, наверное, попробовать стоило… Если знать, к чему привела Жданова "простая человеческая слабость".

Ахинеев разогнулся, опершись ладонями на подушки диванчика. Кашлянул, словно бы проверяя голос…

— Получается, что теперь вы сами знаете причину, по которой нам пришлось убить Владимира, — как гвоздь вбил.

— Н-н-не совсем… — господи! Господи! Причем здесь это?

— За власть над толпой всегда приходится дорого платить. А ваш сожитель проявил ту же самую слабость, что и Жданов.

— К-к-какую? — плохо, когда дрожит голос.

— Уклонился в тот момент, когда его авторитет и организаторские способности нужны, как воздух. Зная, что успех дела не гарантирован — умышленно свалил "грязную" и лично ему крайне неприятную работу на других. Заранее предполагая, на какой диете народу придется тут зимовать — решил пересидеть чужую беду и нужду в безопасном отдалении… изобильном мясной пищей.

— Да разве он виноват, что грибы терпеть не может? — так и не привыкла выговаривать про Володю "был".

— А кто вообще говорит о его вине? — собеседника картинно разводит в стороны руки, — Вы заметили, что у Владимира отдельная могила? И вообще… что лично к нему в экспедиции сохраняется уважительное отношение?

— Ну…

— Тогда, убедительная просьба. Про неприязнь нашего общего знакомого к грибам (он-то, откуда успел разнюхать?) с этого момента — никому ни звука. В смысле, вообще и никогда… Совершенный секрет. Договорились?

— Пожалуйста… — условие, в принципе, пустяковое, — Только какой смысл?