Апокриф

Несколько лет назад в одной из книг Тиоракис прочитал, как главный герой повести на вопрос одного из персонажей: за что он схватил военный орден, — отвечает: «Было там что-то такое, убил, наверное, кого-нибудь…» В то время Тиоракису подобный ответ показался некоторой натяжкой со стороны авторов. Неестественным представлялось совсем еще неискушенному тогда молодому человеку такое отношение бывшего солдата к оценке своих боевых заслуг. А ныне он сам, подводя итог собственным деяниям, видел на первом месте не выполненный долг перед Родиной, не разгром вражеского стана, не благо, скорее всего, принесенное им энному числу сохранивших свои жизни соотечественников, а оставленные там, за спиной, трупы — трупы своих, трупы врагов…

«Да, действительно, — меланхолично констатировал Тиоракис, глядя на красивый и очень спокойный пейзаж за окном, — «убил, наверное, кого-нибудь»… А то, что труп врага пахнет сладко, кажется, врут…»

* * *

После возвращения из Баскена Тиоракис не вернулся ни под родительский кров, ни, тем более, на «хитрую» гэбэровскую квартиру.

«Контора» временно поселила своего отличившегося сотрудника в небольшом коттедже на территории охраняемого ведомственного поселка, где-то в тылах правительственных резиденций, что на берегу Сарагского озера. Это было сделано, прежде всего, для безопасности самого Тиоракиса. Руководство Пятого департамента не без основания полагало, что может найтись немало желающих свести счеты с агентом, провалившим крупную террористическую сеть и лично уничтожившим нескольких руководителей подполья, занимавших, к тому же, видное место в родовой структуре одного из наиболее влиятельных баскенских кланов. Одновременно Тиоракис являлся для кого-то — ценнейшим, а для кого-то — опаснейшим свидетелем в ходе идущего на полных парах следствия, и должен был остаться таковым на предстоящем судебном процессе. Во всяком случае, на весь этот период времени к нему приставили постоянную охрану и, насколько это было возможно без пластических операций, переменили его внешность.

Строго говоря, Тиоракис оказался в положении почетного узника того самого ведомства, которому он служил уже несколько лет. Условия заключения, правда, были весьма комфортабельными.

Чисто промытое и поэтому практически невидимое стекло больших окон его «камеры» открывало скромный, но очень уютный вид на подстриженную лужайку, которую живописно пересекали несколько вольных линий садовых дорожек, вымощенных плитняком. Лужайка ограничивалась ровно подстриженным кустарником, за которым начинался редкий, хорошо прочищенный лес, круто спускавшийся к берегу невидимой отсюда маленькой речки, скорее, даже ручья, приятный звук которого на миниатюрном перекате можно было услышать в тех редких случаях, когда ветер совершенно прекращал свои игры с кронами деревьев. Сквозь ветви, еще не одетые в это время листвой, и поверх них проглядывал широко раскинувшийся на противоположном, пологом склоне долины луг, отделенный от неба прихотливо изогнутой лентой дальнего леса. Все это создавало ощущение простора и свободы, но Тиоракис хорошо знал, что там, совсем близко, за лужайкой и кустами, ниже по склону, деликатно поставленный в мертвой зоне и по этой причине не уродующий пейзаж, находится сплошной трехметровый забор, снабженный охранной сигнализацией и системой телекамер слежения. Изнутри этого барьера, строгим ошейником охватывавшего весь периметр закрытого поселка, шла тропа, которую каждый час обходил патруль с собакой.

Еще более тюремные ассоциации Тиоракиса подстегивала необходимость максимально ограничить, а в некоторых случаях даже полностью прервать все контакты с друзьями и близкими.

Он исчез, как бы испарился для всех или почти для всех.

* * *

Матери, сестре и отцу Тиоракиса пришлось пережить тревожное изумление по причине неожиданных открытий, связанных с неизвестными им ранее тайными сторонами жизни ближайшего родственника.

Это всегда сложно — осознать, что человек, о котором, казалось бы, знаешь все, на самом деле нечто совершенно иное.

Завесу секретности над родом занятий Тиоракиса для самых близких ему людей лишь едва приподняли. Никто не собирался увеличивать круг посвященных в какие-либо подробности дела. Вместе с тем, новое положении Тиоракиса потребовало серьезных перемен в жизни тех, кто был с ним тесно связан.

«Контора», стремясь обеспечить полную безопасность своего агента, позаботилась о том, чтобы вывести из-под возможного удара его самых близких родственников. Делалось это не столько из абстрактного гуманизма, сколько из совершенно прагматических соображений. Гэбэровцам было хорошо известно, как можно сломать человека, оказывая давление на родных ему людей. Посему сочли целесообразным заранее лишить противника такого шанса.