Апокриф

На улице Авроры, в маленьком квартале, возвышающемся над Испанскими ступенями, волны страстей разбиваются о Витторио Венето. На этом мелководье не водится крупной рыбы. Разве что хозяин ресторана. В этом закутке безвременья есть ответ на самый важный вопрос. И это не проблема акций. «Доу-Джонс» и «Насдак» воспринимаются как иностранные фамилии не очень учтивых посетителей. Главные вопросы – о свежести даров моря и правильности выбора поставщика мяса. Ответ на один из этих вопросов – перед вами. В восхитительном аквариуме плавают скорые жертвы чревоугодия.

Обед был прекрасен. Атмосфера ресторана располагала к наслаждению пищей. Никто не пытался пронзить глазами двух иностранных джентльменов, судя по одежде, американцев. Никого не мучили вопросы, что здесь делает самый успешный человек мира и почему вокруг не толпятся телевизионщики с камерами. Почему улица Авроры не забита могучими фургонами передвижных телевизионных студий и почему хозяин ресторана не спешит сфотографироваться со знаменитостью и просить у него оставить на скатерти автограф, чтобы потом вышить его золотом? Ведь так делают венские коллеги в «Захер-Кафе», на задворках Оперы…

Я подумал, что, может быть, это одна из последних возможностей спокойно посидеть в ресторане, отдав бразды правления чудному итальянцу. И, наслаждаясь деревенской пищей, не думать о духовном подвиге, на который мы были призваны.

Рим видел кровь многих христианских мучеников – не хотелось бы множить их число. Впрочем, в ресторане ничто не предвещало расправ с помощью креста, львов, тигров, огня и воды. Мы могли пострадать разве что от чревоугодия. Но в таком случае у нас нет шанса быть канонизированными.

Билл чувствовал мое настроение. Даниил призвал его чуть позже, чем меня, и он не успел осознать весь груз ответственности. Хотя, может, я не прав. У него ведь жизнь была не сахар. С одной стороны, все есть… А с другой – ощущать постоянное внимание, и не очень-то доброжелательное, тяжело. К этому невозможно привыкнуть. И как не разочароваться в человеческой природе, когда каждый программист по сто раз на дню клянет Билла Ивановича и его родных и близких на чем свет стоит за мыслимые и немыслимые недоработки «Майкрософта». А больше всего – за невозможность работать на самого Билла, что гарантированно обеспечивает безбедное существование на поколения вперед.

– Я часто задавал себе вопрос, за что они меня так ненавидят, – подхватил Билл. Теперь уже нет особой разницы, говорим мы вслух или думаем. Мы стали взаимно прозрачны. – Иногда начинал верить, что я действительно исчадие зла и что мною движет отнюдь не свет. Теперь все успокоилось. Я знал, что избран, и ныне знаю – кем. И я счастлив, хотя от страха подвести Его замирает сердце. Но ведь если Он выбрал нас, это значит, что мы достойны этого и что мы лучшие из возможного.

– Напоминает фразу из Библии о Ное, который считался праведником во время его. Сиречь в другие времена Ноя бы поганой метлой гнали, а среди опустившихся людишек – он герой… Времена не ждут и призывают лучшее из имеющегося. Так что, брат Билл, утешимся этой мыслью. Вспомни о судьбе наших предшественников. Тоже ведь не все было гладко и у Петра… А про Иуду и вовсе молчу. Судьба наша зависит от нас только очень условно… Отдадимся потоку, и будь что будет. Хотя признаюсь – не возгордиться трудно. Из миллиардов перстни дадены пока нам двоим.

Трапеза приближалась к завершению. Уже профитроли порадовали вкусовые рецепторы, прекрасный кофе вернул нас к реальности, и счет в руках официанта напомнил о необходимости продолжить путешествие.

Темнело. До аудиенции времени оставалось лишь на душ в гостинице. Ровно в восемь вечера в соборе Святого Петра нас ждал провожатый.

Мы погрузились в машину и через несколько минут влились в оживленный транспортный поток римского вечера.

Глава 18

Гостиницу сложно было упрекнуть в отсутствии внимания к деталям. Недавняя вилла еще не растеряла средневекового обаяния, а прекрасный парк, со вкусом украшенный скульптурами, служил буфером, отделяющим от повседневности.

Дворецкий распахнул тяжелые двери. Мы оказались в зале, сверкающем хрусталем люстр и дробящими свет зеркалами.

Улыбчивые служащие проводили нас в заказанные апартаменты.

Номера поражали великолепием, и одному в них было находиться неуютно. Ценные породы дерева перемежались мрамором, стены задрапированы шелком, альков опочивальни навевал скабрезные мысли, ибо мог принять не менее дюжины шалящих фей.

Мы договорились с Биллом встретиться в фойе через десять минут, так что времени понежиться в красоте не оставалось.

Пройдя анфиладу комнат, я обнаружил вход в мир Мойдодыра. Стиснув зубы, рывком бросил свое тело в ванную комнату.

Я чувствовал, что именно так все и будет. От увиденного на меня напал истерический смех. Я не мог остановиться и хохотал в голос. Открывшиеся передо мной дорожки личного олимпийского бассейна, вскипающая пена джакузи и сопутствующее великолепие не вязались с просьбой Билла, обращенной к его сотрудникам, найти что-нибудь поскромнее. Конспираторы…