«Амёба, – оценил её гость и одарил лучезарной улыбкой, принимая из её рук чашку чаю. – Что он нашёл в ней? Впрочем, я не исключаю, что в молодости она была миловидна. Хотя и самого его красавцем не назовёшь. Оба под стать друг другу».
В этой тесной гостиничной комнате находилась ещё одна дама, одетая с претензией на изысканность – в белой блузе с кружевным жабо и кружевными манжетами, в облегающей всё ещё стройную фигуру тёмной юбке из дорогого материала, с внешностью эффектной, когда-то, очевидно, поразительно красивой, однако безжалостно тронутой временем. Её чёрные волосы, в которых сверкали белые нити седины, были подстрижены под входящую в моду причёску «каре», в больших живых глазах читались – незаурядный ум, надменность и сильная воля.
«Так вот ты какая – прекрасная Инесса, – задумчиво смерил её оценивающим взглядом Михаил. – А интересно – действительно между ними есть связь или это только сплетни?»
Он попытался прочитать некие скрытые чувства во взгляде, который гостья устремила на хозяина. Однако ничего не увидел, кроме напряжённого внимания. Сам хозяин смотрел на свои короткие нервные пальцы, которыми он совершал хватательные движения, напоминая хищника, готовящегося к прыжку и разминающего когтистые лапы.
Михаил обратился к сурово молчащим женщинам:
– А вы что скажете?
– Я с Володей согласна, – кивнула Надежда. – Долго это продолжаться не может. Когда-нибудь в нас разочаруются, поймут, что ничего мы не можем, и – приток денег прекратится.
– А я и вовсе устала, – вздохнула Инесса. – Всю жизнь жду, что вот… вот… А жизнь-то проходит, и где оно – светлое будущее? «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни тебе…»
– Однако… Откуда такой пессимизм? – лениво задал вопрос Михаил.
Владимир поднялся с кресла и, ухватившись за петли пиджака, мелкими шагами стремительно стал ходить по комнате, то подбегая к окну и рассеянно глядя в зимнюю ночь, то оборачиваясь к гостям и замедляя шаг перед Михаилом или перед женщинами. Он походил на загнанного в угол, мятущегося по клетке зверя.
– Оттуда пессимизм, – мелким говорком сыпал он, – оттуда, батенька, что Николашка на весну генеральное наступление запланировал, а Германия понимает, что наступление это, тире, победа. Германии серьёзного натиска уже не выдержать. А победа – это что? Правильно! Это патриотический подъём, это всенародная любовь к царю-победителю, а тогда уже – не до революции… Тогда если и совсем плохо будет – потерпит народишко: пусть плохо, зато войну выиграли, врага одолели, так что можно и пояса потуже затянуть… Немцы в панике! Немцы всё время повторяют, что надо срочно организовывать революцию, скидывать Николашку и тогда… Тогда Германия ещё сможет выкрутиться из этой войны.
– Это понятно…
– Но, дорогой Миха, я не представляю, каким образом можно всё это обделать, революцию, то есть! А деньги – деньги, батенька, скоро кончатся, и тогда – конец нашей более или менее благополучной жизни… Конец!
– Но ты можешь зарабатывать переводами, – подала голос Надежда.
– Да, Наденька, переводами, конечно, переводами… Переводами мы, милая моя, на отель не заработаем. Придётся «в глушь, в Саратов»… М-да…
Инесса зябко поёжилась:
– Да, с презренным металлом сложности присутствуют… И я не исключение, к сожалению… Впрочем, мне, надеюсь, бывший муж не даст с голоду околеть.
– Твой муж? Он – не даст! Конечно, не даст! Потому как ангел твой муж, ангел! – подхватил Владимир. – Ты его бросила с детьми, к его младшему брату ушла, а он – всё простил! Деток воспитал, в тринадцатом году залог за тебя внёс, когда ты в тюрьме сидела, да ещё и уговаривал вернуться в семью!.. Каренин, истинный Каренин! То есть, вся эта история напоминает мне «Анну Каренину». И твой муж обманутый, прямо как Каренин – уж такой весь благородный и всепрощающий.
– Да вот только я – не Каренина! – вспылила Инесса. – Под поезд не брошусь! Не дождутся! А ты… Ты! Не будь жестоким! Вот вы с Надей нашли друг друга, так и радуйтесь своему счастью! Я же не полюбила мужа, хоть он и добр, и благороден… А раз не полюбила – имею право не жить с ним, имею право на другую любовь, имею право на счастье! – Она раскраснелась, но также быстро погасла: – Впрочем, всё это дела давно минувших дней… После того, как умер мой дорогой Володюшка, младший брат мужа, – пояснила она Михаилу, – личная жизнь для меня закончилась. Революционная борьба стала для меня личной жизнью.
– Я читал вашу книгу «О женском вопросе» – смело, – вставил слово Михаил.
– Что – смело?
– Смело в нашем патриархальном обществе призывать женщин к свободным отношениям, смело вообще заявлять, что институт брака себя изжил.
– Вы со мной не согласны?
– Помилуйте! Как же я могу быть не согласен? Как человек, входящий в масонскую ложу, я тоже придерживаюсь примерно таких же взглядов. Главное – это свобода!
– Это верно! – с жаром воскликнула она. – Свобода! Я вижу, что мы все здесь единомышленники.