Апокалипсис откладывается

Веник вышел и запер дверь кабинета на ключ.

Глава 2 Если рукописи не горят — остерегайтесь полиции времени

О время!
Конус, уходящий в бесконечность!
Мгновенья лопаются мыльным пузырём.
Мы ждём прыжка от времени сквозь вечность,
А кольца выгорают каждым днём.

О время — быстротечная неспешность!
Всегда — стрелой, но тут же снова в круг…
Найду ли я в тебе земную нежность
Или погибну во мгновенье вдруг?

Кто подложил сюда эти бездарные стишата?

Но — минуточку!.. Кто, кроме Веника, вынесшего это знание из воплощения на одной из развитых планет, мог знать, ЧТО представляет собой время? Кто мог знать, что время действительно конус из непрерывно рождающихся колец, который в любой произвольно выбранной точке высчитывается как тор, стремящийся к нулю?

Потому-то и кажутся невозможными путешествия во времени. Ведь стоит нам только выбрать точку, куда бы мы хотели попасть, и ввести в формулу времени момент массы, как функция автоматически обнуляется. Веник даже помнил определение из учебника по теории пространства и времени: «Время непрерывно-дискретная функция пространства, равная нулю в любой произвольно выбранной точке с заданной массой».

Однако возможность путешествий во времени всё-таки существовала. Отгадка была в том, что время как функция обладало сразу двумя взаимоисключающими свойствами — непрерывностью и дискретностью (прерывистостью.) А человек состоял не только из «прерывистого» тела, но и из весьма непрерывной души.

Но именно по этой причине Веник и не мог размышлять сейчас о физике. Чем больше он вчитывался в стихотворные строчки, тем сильнее дрожали его руки.

Он скомкал было листок и швырнул в мусорную корзину. Достал из корзины. Начал искать в столе случайно подаренную кем-то бензиновую зажигалку. Выдвинул один ящик, второй. Обливаясь потом, извлёк-таки зажигалку из-под кучи бумаг на столе. Чиркнул раз пять колёсиком о кремень. Зажёг. Потушил. Бросился к двери и запер её. Снова зажёг огонёк. Поднёс к нему комок бумаги. Спихнул пылающий шар в гостевую пепельницу. Перевел дыхание. Сел за стол…

Прямо перед ним, на том же самом месте, лежал пожелтевший листок с печатными столбиками стихов, которые начинались так: «О время…»

Веник почувствовал смертельную слабость. На миг навалилась чернота, но тут же холодный пот возвестил, что сердце всего лишь засбоило, что будут ещё секунды, а может, и годы.

Веник свисал со стула, слушая биение собственного сердца и уничтожая в уме следы своего пребывания в городе. Он понял: то, чего он больше всего боялся, наконец случилось — его засёк патруль времени.

Надежда на спасение была. Патрульные не имели физического тела. Дух патрульного не мог запросто шляться по улицам в поисках своей жертвы. (А чтобы захватить душу Веника, требовалось вступить с ним в непосредственный контакт, то есть дух должен был явиться ему в каком-то укромном месте.) И место нужно было срочно менять.

Веник долго и безуспешно искал на Земле средство противостоять патрульному. Но находил лишь легенды о демонах, похищающих души, и нигде — методов борьбы с ними. Нет, конечно, можно было изобразить пентаграмму или ещё какую-нибудь чушь попробовать, однако в подобные средства Веник не верил ни на йоту. И спасение он видел сейчас исключительно в немедленном бегстве.

«Ах, Дина, Дина… Сколько лет мы прожили с тобой, как теперь оказалось, в мире и согласии»…

Бронзовые кроны деревьев несли на ветвях рассвет. Гасааль запел где-то в траве, прячась в глубоких следах цааха. Жёлтые стрелы стисков взрезали индиговое зарево, и серебром пролился внезапный звездопад.

Рой-Цох сидел на коралловой скамье молельного дома Мантейи и наблюдал за восходом голубого солнца Психотарги. Рой-Цох не был послушником. Для него, простого паломника, огромной удачей было попасть в это время в сады всепланетно известного храма Голубого солнца и созерцать срастание восхода Ноа и заката Сия — божественное зрелище, способное свести с ума планетянина с Эздры или Коа — младших планет системы.

Трепет отпустил наконец Рой-Цоха. Он сидел, задумчивый, ещё довольно долго, пока послушники не загремели медной посудой и над молельным домом не зазвенели диски, призывающие в трапезную. Новый день пришёл. Свершилось. Вновь минула смертная чаша — в долгую ночь Сия не сожрал белоголовый Хадрас — демон ужаса долгой ночи. Вновь родилась Ноа — голубая звезда счастья и благодати живущих. Слава Мантейе!