В доме у нас было совсем безнадежно. Кончилась деревенская картошка, кончилась мука, папа метался по городу, от дружка к дружку, по учреждениям, но работы по специальности все не было. И вскоре папа, провожая меня в школу, шепнул, чтобы я его нашла на базаре в пивной: «Нада, дочурка, мне подсобить. Тока маме ни звуку». После школы я прямиком – по Рымарской через Бурсацкий, на базар – к папе!
…Скоро в пивной появились постоянные клиенты – папины и мои поклонники. Все желали угостить баяниста. Буфетчик наливал клиенту водку, а папе воды. Папа весело чокался, говорил свое «за честь, за дружбу», а вечером получал деньги за водку, которую не пил. Зато холодной воды ему приходилось выпивать больше литра за вечер. «Вот баянист, какой здоровый, черт! Как пьет! И не пьяный», – удивлялись посетители, и папин авторитет еще больше вырастал.
Мои походы к папе держались в строгом секрете от мамы. Если бы от этом узнала Матильда Владимировна?! Да меня бы с позором выгнали из обеих школ… А я бегу без оглядки к папочке в пивнушку, которую он называл солидно – буфетом. «Да работаю щас временно ув одном буфете… Скоро вже будить настыящая работа». Настоящей работы еще долго не было, но жить нам стало немного легче.
Я пела, а клиенты, бывшие фронтовики, большей частью, израненные, потерявшие родных, теплели, оттаивали, начинали вспоминать… У буфетчика – больше заказов, папа чаще пил холодную воду, а мне сыпались деньжата и очередной заказ:
Как-то на вокзале молча мы стояли,Будто мы попали в сказку или сон.У билетной кассы, в затемненном зале,Кто-то пел чудесно под аккордеон.…И когда умолкла ария Надира,Мы спросили: «Кто он, этот молодец?»Нам ответил рядом голос пассажира:«Вот он в гимнастерке, раненый боец.(Папа на басах: па-па-па-па.)
Обыкновенный русский человек,Каких у нас в России миллионы.Обыкновенный русский человек,Надевший молча каску и погоны,Любитель петь, шутник неугомонный,Обыкновенный русский человек».