Аплодисменты

Это был папин коронный номер. Я только скромно играла на басах: умпа-умпа, умпа-умпа, или вальс: умпа-па-умпа-па. Мне нужно было подыгрывать папе, делать вид, будто я все вижу в первый раз, и удивляться, смеяться, следить, затаив дыхание… А следить было за чем! Папа играл на семи гармошках! Он постепенно вынимал все меньшую и меньшую. Футляр пустел и пустел. На каждой гармошке шел короткий музыкальный номер. Самая маленькая была с тремя клавишами, со спичечный коробок. Растянешь гармошку – до, сдвинешь мехи – ре. Три клавиши – шесть нот. К этой гармошке публика уже накалена. Нетерпеливое ожидание – неужели еще одна? Куда ж меньше? Папа смотрел на стол, где выстроились уже шесть «отработанных» инструментов, потом – в «кулисы», потом искал на полу, потом вопросительно смотрел на меня – я растерянно поднимала плечи. Зал проделывал то же самое. Все крутили головами, переговаривались громким шепотом. А папа, что-то наконец вспомнив, смотрел в один боковой карман… Нет! Во второй – нет… «Что же делать?» – говорило его растерянное лицо. И вдруг, сообразив, хлопнул себя по нагрудному карману фрака, подморгнув глазом залу, под общий одобрительный рев вынимал малютку-гармошку вместе с носовым платком! Успех!.. «Та што там гаварить…»

– Лирические и патриотические песни наших композиторов. Поеть Людмила Гурченко!

Песни принимались с душой, а после исполнения «Давай закурим!» в задних рядах даже закурили.

В завершение я спела «Два Максима». А в конце песни вместо слов «так-так-так», – говорит пулемет я выбивала звук пулемета чечеткой. И тут же следовал мой ударный номер.

– Акробатический этюд! У том же самом исполнении! Мастер на все руки – моя дочурка Людмилка! Ну, бабы, держитеся…

В это время я за простыней надела прямо на платье полосатые шаровары и вальсом выпорхнула на акробатический номер. Что творилось в зале! Когда я сделала мостик, женщины вскочили, выкрикивая: «Марка! Угомони дочку! Она ж в тебя луснить напополам…» А папа играл вальс «Дунайские волны» и подмигивал – еще не то, мол, будет. Папа сиял!

В этот вечер папа был необыкновенно обаятельным. Я понимала маму, понимала, почему она его всегда прощала. Я вот все время старалась не забывать про обиду на папу, но у меня ничего не получалось. Я смотрела на него, и лицо мое помимо желания расплывалось в улыбке. А как же после этого сердиться? Это ж совсем глупо.

После концерта были танцы. Папа играл, а я с видом взрослой, опытной актрисы – одна бровь вверх, другая вниз – устало улыбалась публике.