Традиция исходит из того, что ориентация в пространстве — не просто практическая задача путешественников, мореплавателей, картографов, но экзистенциальная, духовная задача каждого человека. С глубочайшей древности не только культовые постройки (святилища, церкви), но любые человеческие строения соотносились со сторонами света, в чем наглядно проявлялось сакральное отношение к пространству, направления которого имеют строго фиксируемое символическое значение. Еще большее значение имеет качественная организация пространства для органических человеческих общностей — народов и наций, которые формируются в конкретном земном пространстве и впитывают сакральное значение этого пространства как составную часть своей национальной души. Так, главный из евразийских архаистов, автор множества увлекательных книг, отмеченных, правда, не столько теоретической строгостью, сколько поэтическим вдохновением, Александр Дугин, к примеру, пишет: «русские расценивали факт расположения „Святой Руси“ на равнине как признак объективной богоизбранности». Объективен также и тот факт, что Россия расположена в центре всего евразийского материка, и эта центральная позиция, с сакральной точки зрения, не может быть ни произвольной, ни случайной. Задача заключается в том, говорит Дугин, чтобы осознать в адекватных терминах обоснованность этой центральности и ее судьбоносное значение. Суть консервативно-евразийского видения геополитики А. Дугин определяет как «Проект великого возвращения», или «Великой войны континентов». Геополитика здесь становится, так сказать, средством приведения реальной политической географии в соответствие с сакральной географией [61].
Тому, кто прочитал предыдущие разделы настоящей книги, начиная с «Метафизики консерватизма», нет надобности разъяснять, что архаист Дугин — если отвлечься от его экзотических и действительно архаичных по лексике и стилю проектов — достаточно полно и последовательно выражает как основные принципы политической философии консерватизма, так и тенденции более «гуманистического» отношения науки к географии, земле, территории, ландшафту. Даже для науки это уже не просто территории, не просто «кормящие» (то есть взятые только с точки зрения их экономической функции) ландшафты, но ландшафты-лица, отражающие историю и актуальное настоящее духа народов.
К архаистам, по нашей классификации, принадлежат и нынешние коммунистические идеологи. Выше говорилось, что левая мысль в принципе не признает геополитики как стиля мышления. Но вот у КПРФ появился такой новый момент — геополитика не просто признана, но принципиально помещена в центр новой коммунистической идеологии. Для этого, правда, идеологам пришлось пойти на одну «маленькую» жертву: на смену Марксову тезису о том, что история есть история борьбы классов, пришел тезис о том, что история есть история борьбы цивилизаций. Основой политического дискурса стала геополитика, социально-экономическая аргументация ушла на второй план. Классовая борьба забыта. Важнее классовой борьбы, общественно-экономических формаций, базиса и надстройки стали цивилизации и архетипы, как у Дугина. Славянская цивилизация в лице России борется с Западной цивилизацией. России ныне важно быстро адаптироваться и выработать новую глобальную стратегию, цель которой — вернуть себе традиционную многовековую роль своеобразного геополитического арбитра, гаранта мирового геополитического равновесия сил и справедливого учета взаимных интересов разных стран. Коммунистов мы тоже причисляем к архаистам, поскольку они даже в еще большей степени, чем старые славянофилы, считают, что борьба России и Запада есть центральная ось мирового развития.