Нинон с минуту наблюдала за ними, потом отошла.
Мадам Фалло де Сансе вздрогнула. Ее булавочные глазки расширились, лицо пожелтело.
– Анжелика! – выдохнула она.
– Да, это я. Садись, дорогая Ортанс… Что это ты так удивляешься? Ты и вправду думала, что я умерла?
– Вот именно! – оживившись, резко отвечала Ортанс.
Она, как кинжал, сжимала веер. Лоб нахмурен, рот скривился. Анжелика видела прежнюю сестру.
«Как же она безобразна! Как отвратительна!» – подумала она с прежним детским ликованием.
– И позволь уверить тебя, – резко продолжала Ортанс, – что, по мнению всей семьи, лучшее, что ты могла бы сделать, – это умереть.
– На этот счет у меня иное мнение.
– И очень жаль. Как мы теперь будем выглядеть? Только сейчас начали затихать отголоски этого ужасного дела. Мы с таким трудом заставили свет позабыть, что ты принадлежишь к нашей семье, и вот ты вновь возникаешь, чтобы вредить нам!
– Ортанс, если это тебя пугает, то успокойся, – грустно ответила Анжелика. – Графиня де Пейрак никогда не возродится. Отныне я известна под именем мадам Моран.
Но это не успокоило жену прокурора.
– Так, значит, это ты мадам Моран? Оригиналка, ведущая скандальную жизнь. Женщина, занимающаяся коммерцией, как мужчина или как какая-нибудь вдова булочника. Ты, значит, будешь оригинальничать, чтобы нас бесчестить! Подумать только, что в Париже лишь одна женщина продает шоколад, и это моя собственная сестра!..
Анжелика пожала плечами. Стенания Ортанс ее не трогали.
– Ортанс, – попросила она, меняя тему разговора, – расскажи мне о детях.
Мадам Фалло вдруг замолчала и озадаченно посмотрела на сестру.
– Ну да, о моих детях, – повторила Анжелика – О моих сыновьях, которых я у тебя оставила, когда меня отовсюду выгнали.
Она увидела, что Ортанс вся подобралась, вновь готовая к бою.
– Самое время справиться о детях! Ты вспомнила о них, потому что увидела меня! – прошипела она. – Вот оно, нежное материнское сердце…
– У меня были трудности.
– Прежде чем покупать те драгоценности, что на тебе, мне кажется, ты могла бы побеспокоиться об их судьбе.
– Я была уверена, что у тебя они в полной безопасности. Расскажи о них. Как они поживают?
– Я… я их давно не видела, – через силу отвечала Ортанс.
– Так они не у тебя? Ты отдала их кормилице?
– А что было делать? – воскликнула мадам Фалло в новом приступе ярости. – Могла ли я оставить их у себя, когда у нас не было денег даже на домашнюю кормилицу для моих собственных детей?
– Ну а теперь? Они уже выросли. Что с ними?
Ортанс озиралась с затравленным видом. Вдруг лицо ее изменилось, уголки рта жалобно опустились. У Анжелики появилось странное впечатление, что ее сестра сейчас разрыдается.
– Анжелика, – задыхаясь, продолжала она, – не знаю, как тебе сказать… Твои дети… Ужасно… Твоих детей украла цыганка!
Она отвернулась. Ее губы дрожали. Наступило долгое молчание.
– Как ты это узнала? – спросила наконец Анжелика.
– От кормилицы… когда я поехала в Нейи. Но было уже слишком поздно предупреждать конную полицейскую стражу… Прошло уже полгода, как детей похитили…
– То есть ты более полугода не ездила к кормилице и не платила ей?
– Платить?.. А чем? Нам едва хватало на еду. После скандального суда над твоим мужем Гастон потерял почти всю клиентуру. Мы вынуждены были переехать. А в том году еще пришлось вновь выкупать королевские должности. Но как только я смогла, то сразу поехала в Нейи. Кормилица мне все рассказала… Однажды пришла какая-то цыганка в лохмотьях и потребовала детей, утверждая, что она их мать. А когда кормилица хотела позвать соседей, та ранила ее огромным ножом… И я вынуждена была оплатить ее расходы на аптекаря по лечению этой раны…
Ортанс всхлипнула и поискала платочек в сумочке, висящей на поясе.
Анжелика растерянно смотрела на нее. Слезы, от которых покраснели глаза Ортанс, поразили ее еще больше, чем признание, что сестра приезжала к кормилице.
Жена прокурора спохватилась, что ее поведение необычно.
– Так на тебя это не произвело никакого впечатления? – прошипела она. – Я тебе сообщаю, что твои дети пропали, а ты, как деревянная, нисколько не переживаешь?.. Ах! Как же мы с Гастоном глупы, что годы напролет терзались, думая о малютке Флоримоне, скитающемся… с цыганами по дорогам!
Ее голос дрогнул при последних словах.
– Успокойся, Ортанс, – прошептала Анжелика. – С детьми не случилось ничего плохого. Та… та женщина, приходившая за детьми… это была я.
– Ты!
В испуганных глазах Ортанс промелькнул образ женщины в лохмотьях с острым ножом в руках.
– Кормилица наврала: я не была оборванкой и не угрожала ей ножом. Мне просто пришлось наорать на нее, потому что дети выглядели ужасно. Если бы я их не забрала, ты все равно бы их не увидела, потому что они бы умерли. В следующий раз выбирай кормилицу более осмотрительно…
– Вот именно! С тобой всегда приходится думать о СЛЕДУЮЩЕМ РАЗЕ, – вне себя отвечала Ортанс, поднимаясь. – Ты поразительно беззаботна, заносчива и… Прощай!
Она ушла, опрокинув в порыве ярости табурет.