Анжелика. Путь в Версаль

— Мы с ней похожи: обе бедные и красивые, — говорила Нинон. — Казалось бы, у нее тоже не было другого выхода, как обратиться к любовным приключениям. Но из-за тяжелых испытаний, выпавших на долю Франсуазы в детстве, она стала пуглива и оттого слишком неумела в любви. И все-таки многие достойные мужчины не только желают ее, но и готовы бросить к ее ногам целое состояние за одну лишь возможность беседовать с нею в надежде пробудить к себе интерес. Иногда я уступаю им с Вилларсо свою «желтую комнату». Но могу поручиться чем угодно, что между ними никогда не было ничего, кроме долгих непринужденных разговоров, от которых они оба в полном восторге и которые устраивают их больше, чем любовные шалости.

— Нинон, я вас не понимаю, — заметила Анжелика. — Не вы ли говорили мне, что Вилларсо — ваша великая любовь?

— Да! Это правда! Для меня существует только он. Я готова ради него на все, даже отрезать мои прекрасные волосы.

— Но тогда зачем вы это делаете? Откуда такая смелость, хотя я бы назвала это скорее безрассудством — поощрять одну из ваших подруг завоевывать сердце любимого вами мужчины? Или позволять ему завоевать ее? Вы больше не верите в великую любовь?

— Мой опыт и моя философия в этом случае бессильны. Такие жертвы порой необъяснимы даже для тех, кому их приносят. Но любимого нельзя удерживать силой.

После минутного размышления она прибавила:

— Хотя это зависит от мужчины.

Анжелика расспрашивала Нинон о «страдальцах», которые обивали порог ее дома, не будучи уверенными в том, что однажды наступит вожделенный день и куртизанка снизойдет до них, вознаградив за долготерпение.

— Им это нравится! — утверждала прелестная Нинон.

Ее овеянный музыкой дом на улице Турнель, хотя и был скромнее многих роскошных особняков квартала, манил к себе, как маяк.

Наверху хозяйка радушно принимала многочисленных гостей, обожавших рассуждать о любви и об удачных делах. На цокольном этаже располагались кухня и кладовые, куда часто заглядывал старый управляющий Нинон — как говорили, лучше всех в Париже знавший толк в мясе. Он бдительно следил за тем, чтобы в доме не было недостатка в провизии для праздников, проходивших здесь едва ли не каждый день. На втором этаже было несколько гостиных со столами, сервированными для дневных приемов. Здесь же находилась и спальня хозяйки. В глубине дома, в самом укромном уголке, у выхода в сад была спрятана знаменитая «желтая комната», которую Нинон предоставляла в распоряжение друзей, чтобы те могли без лишних забот переночевать или отдохнуть в компании возлюбленного.

Она предложила эту комнату Анжелике, сказав, что делает это «от всей души и с самыми честными намерениями».

— Я знаю, насколько вы добродетельны. Приходите сюда, когда вам захочется позабыть о своих делах и заботах. Или о тех, кто мечтает, чтобы вы принадлежали им телом и душой… А таких много!

Порой Анжелика пользовалась гостеприимством «желтой комнаты», не думая о сплетнях, которые могло бы вызвать ее ночное отсутствие. Вечер, наполненный музыкой, завораживающими мелодиями лютни, на которой прекрасно играла сама Нинон, вечер беззаботной болтовни и ночь отдыха — без сновидений, под кровом Дружбы.

Анжелика знала, что Нинон, тонкая ценительница Красоты, заходит полюбоваться, как она спит.

У Нинон Анжелика встречала весь Париж и многих придворных, включая принца Конде. Но никто не узнавал ее.

День ото дня положение разбогатевшей торговки все сильнее тяготило Анжелику. Однажды, услышав из уст Нинон фамилию «Сансе», госпожа Моренс живо откликнулась:

— Подумать только, вы знаете кого-то из моей семьи?

— Из вашей семьи? — удивилась куртизанка.

Анжелика с грехом пополам вывернулась:

— Мне послышалось «Рансе». Это мои дальние родственники… А о ком вы говорили?

— Об одной подруге, которая должна вот-вот подойти. Это довольно язвительная особа, поэтому многие ее недолюбливают, но мне иногда нравится послушать мадам Фалло де Сансе.

— Фалло де Сансе? — эхом повторила Анжелика, отшатнувшись.

Ее глаза расширились.

— И она сейчас придет… сюда?

— Да. Я согласна, что ее остроумие злое, но оно настоящее. Нам нужны такие языки, источающие уксус, чтобы привносить в разговор остроту. От постоянного добродушия и мягкости беседа становится пресной.

— Признаюсь, я готова довольствоваться пресными блюдами.

— Кажется, вы ненавидите мадам Фалло де Сансе?

— Это мягко говоря.

— Она будет здесь через минуту.

— Пусть только появится, и я шкуру с нее живьем спущу!

— Нет, моя милая… только не в моем доме.

— Нинон, вы не знаете… вы не можете понять…

— Дорогая, если бы все мои гости решили сводить здесь счеты друг с другом, я была бы свидетельницей трех-четырех насильственных смертей в день… Будьте же благоразумны! Неужели эта встреча настолько вам неприятна?

— Еще как, — бледнея, призналась Анжелика. — Я лучше уйду.