Анж Питу

— Вы правы, отец. Но два или три раза мне показалось, что эта женщина проскользнула со двора сюда, в сад. Я хотел пойти за ней, но всякий раз натыкался на запертую калитку. И вот однажды, когда аббат Берардье, очень довольный моим переводом, спросил меня, что бы я хотел получить в награду, я сказал, что хотел бы иногда гулять в этом саду. Он позволил. Я пришел сюда, и здесь, отец, здесь видение посетило меня вновь.

Жильбер вздрогнул.

— Странная галлюцинация, — сказал он, — впрочем, у тебя такая впечатлительная натура. И что же, ты видел ее лицо?

— Да, отец.

— И запомнил его?

Мальчик улыбнулся.

— А ты пробовал подойти к ней?

— Да.

— Пробовал коснуться ее рукой?

— Тогда она исчезает.

— Как, по-твоему, Себастьен, кто эта женщина?

— Мне кажется, что это моя матушка.

— Твоя матушка! — воскликнул Жильбер, побледнев, и приложил руку к сердцу, словно желая унять мучительную душевную боль.

— Это всего лишь сон, — продолжал он, — а я почти такой же безумец, как и ты.

Мальчик молчал и, наморщив лоб, смотрел на отца.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросил Жильбер.

— Я хочу сказать вот что: может быть, это и сон, но он существует наяву.

— Что?

— В прошлом году на Троицу нас повезли на прогулку в Саторийский лес неподалеку от Версаля и там, когда я предавался грезам вдали от остальных учеников, вдруг…

— Появилось прежнее видение?

— Да, но на этот раз она ехала в карете, запряженной четверкой великолепных лошадей… на этот раз она была такая живая, такая настоящая. Я едва не лишился чувств.

— Отчего?

— Не знаю.

— И что ты подумал после этой новой встречи?

— Что та женщина из моих грез не матушка, ведь матушка умерла, и я не мог видеть ее в карете близ Версаля.

Жильбер поднялся и провел рукою по лбу. Он был близок к обмороку.

Себастьен заметил его волнение и испугался его бледности.

— Вот видите, отец, напрасно я рассказал вам о своих безумствах.

— Нет, дитя мое, нет; напротив, рассказывай мне о них как можно чаще, рассказывай о них при каждой нашей встрече, и мы постараемся вылечить тебя.

Себастьен покачал головой.

— Вылечить меня? Зачем? — сказал он. — Я привык к этой грезе, она сделалась частью моей жизни. Я люблю это видение, хоть оно и убегает от меня, а подчас, как мне кажется, даже меня отталкивает. Не исцеляйте меня, отец. Может случиться так, что вы снова покинете меня, снова отправитесь в путешествие, вернетесь в Америку. С этим видением мне будет не так одиноко жить на свете.

— Вот в чем дело! — прошептал доктор.

Прижав Себастьена к груди, он сказал:

— До свидания, мой мальчик, до скорого свидания; я надеюсь, что мы больше не расстанемся, а если мне придется снова уехать, я постараюсь на этот раз взять тебя с собой.

— Матушка была красивая? — спросил мальчик.

— О да, очень красивая, — отвечал доктор сдавленным голосом.

— А она любила вас так же сильно, как и я?

— Себастьен! Себастьен! Никогда не говори со мной о твоей матери! — вскрикнул доктор и, последний раз коснувшись губами лба сына, бросился вон из сада.

Мальчик не последовал за ним; в полном изнеможении он опустился на скамью и погрузился в раздумья.

Во дворе Жильбер застал Бийо и Питу: подкрепив свои силы, они посвящали аббата Берардье в подробности взятия Бастилии.

Доктор дал ректору последние наставления насчет воспитания Себастьена и вместе с обоими своими спутниками сел в фиакр.

XXI ГОСПОЖА ДЕ СТАЛЬ

Когда Жильбер вновь уселся в фиакр рядом с Бийо и напротив Питу, он был бледен; на лбу его блестели капельки пота.

Впрочем, не такой он был человек, чтобы долго оставаться во власти чувств. Откинувшись в угол экипажа, он прижал обе руки ко лбу, словно хотел загнать глубоко внутрь роящиеся в уме мысли; какое-то мгновение он сидел неподвижно, а когда опустил руки, на лице его, вновь сделавшемся совершенно невозмутимым, не осталось и следа тревог.

— Итак, вы говорите, дорогой господин Бийо, что король дал господину барону де Неккеру отставку? — спросил он у фермера.

— Да, господин доктор.

— И что эта отставка в какой-то мере послужила причиной парижских волнений?

— В очень большой.

— Вы сказали также, что господин де Неккер немедля покинул Версаль.

— Он получил письмо за обедом, а час спустя уже катил в сторону Брюсселя.

— Где же он теперь?

— Там, куда направлялся.

— Вы не слышали, делал ли он остановки по дороге?

— Да, говорят, что он остановился в Сент-Уэне, чтобы попрощаться со своей дочерью, госпожой баронессой де Сталь.

— Госпожа де Сталь уехала вместе с ним?

— Я слышал, что его сопровождала только жена.

— Кучер, — приказал Жильбер, — остановите меня возле первой же лавки готового платья.

— Вы хотите переодеться? — спросил Бийо.

— Да, клянусь честью! Мое платье слишком сильно пропиталось запахами Бастилии — в таком виде не пристало появляться перед дочерью изгнанного министра. Поройтесь в карманах, может быть, там найдется для меня несколько луидоров?

— О! — сказал фермер, — сдается мне, что вы оставили кошелек в Бастилии?

— Этого требовал устав, — с улыбкой согласился Жильбер. — Все ценные вещи сдаются в канцелярию.