Анж Питу

По этой причине новость, которая казалась Жильберу самой радостной в такую минуту, была встречена молчанием.

Но Жильбер был не из тех, кого может смутить молчание коронованных особ.

— Вы слышите, ваше величество? — громко спросил он короля. — Господин де Лафайет внизу, он ждет распоряжений вашего величества.

Королева продолжала хранить молчание.

Король сделал над собой усилие:

— Передайте ему мою благодарность и пригласите от моего имени подняться сюда.

Офицер поклонился и вышел.

Королева отступила на три шага назад, но король почти повелительным жестом остановил ее.

Придворные разделились на две группы.

Шарни и Жильбер остались возле короля.

Остальные отступили вслед за королевой и встали позади нее.

На лестнице послышались шаги, и в дверях показался г-н де Лафайет.

В наступившей тишине из группы, окружавшей королевы, раздался чей-то голос:

— Вот Кромвель.

Лафайет улыбнулся:

— Кромвель не пришел бы к Карлу Первому в одиночестве.

Людовик XVI бросил взгляд на вероломных друзей, которые своими речами могли сделать человека, пришедшего к нему на помощь, его врагом, затем сказал г-ну де Шарни:

— Граф, я остаюсь. Теперь, когда господин де Лафайет здесь, мне больше нечего опасаться. Прикажите войскам отступить к Рамбуйе. Национальная гвардия займет внешние посты, телохранители будут охранять дворец.

Потом король обратился к Лафайету:

— Идемте, генерал, я хочу с вами поговорить.

И видя, что Жильбер хочет удалиться, добавил:

— Вы не лишний, доктор, пойдемте с нами.

С этими словами король направился в кабинет, куда следом за ним вошли Лафайет и Жильбер.

Королева проводила их глазами и, когда дверь за ними закрылась, сказала:

— Ах! Надо было бежать сегодня. Сегодня мы бы еще успели. Завтра, возможно, будет уже поздно.

И она вернулась в свои покои.

Меж тем окна дворца осветило багровое зарево. Но это был не пожар. Это был гигантский костер, на котором жарили куски убитой лошади.

XXVI НОЧЬ С 5 НА 6 ОКТЯБРЯ

Ночь была довольно спокойной.

Национальное собрание заседало до трех часов пополуночи.

В три часа, прежде чем разойтись, члены Собрания послали двух стражников обойти парк Версаля и осмотреть подступы ко дворцу.

Все было или казалось спокойным.

Около полуночи королева хотела выйти через ворота Трианона, но солдаты национальной гвардии не пропустили ее.

Она сказала, что ей страшно, но ей ответили, что в Версале она находится в большей безопасности, чем в любом другом месте.

Она удалилась в свои покои и успокоилась, видя, что их охраняют самые преданные ей гвардейцы.

Перед ее дверью стоял Жорж де Шарни. Он опирался на укороченное ружье (ими были вооружены гвардия и драгуны). Это было непривычно, обыкновенно во дворце гвардейцы на посту стояли вооруженные одной только саблей.

Королева подошла к нему:

— А, это вы, барон?

— Да, ваше величество.

— Верны, как всегда!

— Разве я не на посту?

— Кто вас назначил?

— Мой брат, государыня.

— А где же ваш брат?

— Подле короля.

— Почему подле короля?

— Потому что он глава семьи, — отвечал юноша, — и имеет право умереть за короля — главу государства.

— Да, — сказала Мария Антуанетта не без горечи, — а у вас есть право умереть всего лишь за королеву.

— Для меня будет большой честью, ваше величество, — сказал молодой человек с поклоном, — если Бог когда-нибудь дозволит мне исполнить этот долг.

Королева уже сделала шаг, чтобы уйти, но тут в сердце ее шевельнулось подозрение.

Она остановилась и, полуобернувшись, спросила:

— А… графиня, где она?

— Графиня вернулась десять минут назад, государыня, и приказала поставить ей кровать в передней у вашего величества.

Королева закусила губу: кого ни возьми в этом семействе де Шарни, они неизменно верны долгу.

— Благодарю вас, сударь, — королева ласково кивнула ему и сделала движение рукой, исполненное непередаваемой прелести, — благодарю вас за то, что вы так хорошо охраняете королеву. Передайте мою благодарность брату за то, что он так хорошо охраняет короля.

И она вошла к себе. В передней она нашла Андре: молодая женщина не ложилась, она встретила королеву стоя, почтительно ожидая приказаний.

Королева в порыве признательности протянула ей руку:

— Я только что поблагодарила вашего деверя Жоржа, графиня, — сказала она. — Я поручила ему передать мою благодарность вашему мужу, а теперь благодарю также и вас.

Андре сделала реверанс и посторонилась, давая дорогу Марии Антуанетте.

Королева прошла в спальню, не пригласив Андре следовать за ней; эта преданность без любви, беззаветная, но холодная, была ее величеству в тягость.

Итак, в три часа пополуночи все было тихо.

Жильбер вышел из дворца вместе с Лафайетом, который двенадцать часов не слезал с коня и валился с ног от усталости; в дверях он наткнулся на Бийо, пришедшего в Версаль с национальной гвардией. Бийо видел, как Жильбер покинул Париж; он подумал, что может понадобиться Жильберу в Версале и пришел за ним, как верный пес за бросившим его хозяином.

В три часа, как мы уже сказали, все было тихо. Члены Национального собрания, успокоенные докладом стражников, разошлись.

Все надеялись, что покой не будет нарушен.