Антропный принцип

– Очень поддерживают товарищи из госбезопасности, – продолжал отец. – Заботятся о нас, присматривают, вот, дежурство в парадной установили, чтобы нам было спокойнее. До работы провожают. Как бы мы без них справились, даже не знаю.

– Я понял, папа. Спасибо.

– Да не за что, сын. Ты береги себя.

– Обязательно буду. Все, пап, мне пора. Маме привет передай и скажи, что я скоро вернусь.

Я повесил трубку. Весь разговор занял едва ли минуту, но рисковать не хотелось. Нужно было найти другой телефон, хотя, если заботливые товарищи из госбезопасности успели определить адрес, то очень скоро будет перекрыт весь квартал и уйти от преследования на пустынных утренних улицах мне не удастся.

У меня были удостоверение сотрудника уголовного розыска и надежда, что мою физиономию еще не расклеили на каждом углу под заголовком “РАЗЫСКИВАЕТСЯ”. Идея ломиться под утро в двери коммунальных квартир с требованием дать позвонить была так себе, но другой альтернативы заячьей пробежке по проспектам и переулкам в поисках телефонной будки я не видел.

Мне повезло: в тесном, как печная труба, и таком же закопченном дворе дома в боковом переулке я увидел вход в кочегарку. Из открывшейся в ответ на настойчивый стук двери пахнуло удушливым паром, съестной вонью и копотью.

– Уголовный розыск, – я ткнул перед собой раскрытым удостоверением. – Необходимо воспользоваться телефоном.

Долговязый худой истопник с жидкой китайской бородкой и длинными вьющимися волосами, подвязанными узкой тесемкой, равнодушно кивнул, прошел внутрь и показал пальцем:

– Вон там.

Котельная была из старых, тех, что первыми пришли на смену дровяным печкам в квартирах. От угольной топки исходил вязкий жар, под узким окном расположился топчан с засаленным солдатским одеялом; на столе, среди культурных напластований, оставленных несколькими поколениями кочегаров, примостился громоздкий телефонный аппарат старого образца с буквами на диске набора. Я подвинул ногой шаткую табуретку, присел и снял трубку.

В квартире на Лесном никто не отвечал. Я дал гудков десять, нажал на рычаги, позвонил снова – безрезультатно. Это могло означать, что дела совсем плохи – или что кто-то просто отключил телефон на ночь, но я не стал терзаться догадками: нужно было выяснить многое, а время поджимало.

Косте Золотухину дозвониться тоже не получилось. Я подумал немного, полистал записную книжку и набрал домашний номер Леночки Смерть. Бог весть, как он у меня оказался, но звонить по нему мне не доводилось ни разу.

– Общежитие! – недовольно продребезжал старушечий голос на другом конце провода.

– Пожалуйста, Сидорову Елену, – попросил я. – Это срочно.

Я был готов к возмущению или вопросам, но их не последовало: видимо, на вахте привыкли, что Леночке по делам службы то и дело звонят в неурочное время. Трубка громыхнула о стол, послышались шаркающие шаги и все стихло. Шли минуты. Я покосился на истопника: тот растянулся на топчане, закинув ноги на низкую спинку и держа перед собой книжку в строгом академическом переплете. Заглавия я не разглядел.

Тишина в телефонной трубке ожила, послышались шаги, кто-то споткнулся, зашипел, выругался, и наконец я услышал сиплый спросонья голос:

– Сидорова.

– Лена, привет, – сказал я.

– Адамов! – закричала она и замолчала.

Снова наступила тишина.

– Алё! – позвал я. – Алё!

В трубке всхлипнуло.

– Лена! Ты меня слышишь?

– Адамов, – выдохнула она. – Ты живой вообще?!

– Вполне, просто…Я немного выпал на время из жизни.

– Да что у тебя там творится?! Где ты, что с тобой?!

Щелчков не было слышно, но я на всякий случай спросил:

– Лена, а мы сейчас одни?

– Что? Да, то есть нет, в смысле, тут Сталина Тихоновна только, но она отошла…А! Ты про это! Нет, общагу не слушают, только мой рабочий зачем-то…Адамов, тут из-за тебя такое творится!..