Казалось, что девушка никогда не бывала в гостиницах, – так испуганно она взглядывала на полутемную лестницу, узкий, грязный коридор с окном в конце, которое выходило в угол двора. Взглядывала и сейчас же опускала снова глаза, словно боялась этого ряда закрытых дверей, то с освещенными, то с темными стеклами над входом, откуда в эту пору дня не доносится ни голосов, ни каких-либо звуков. В такой гостинице, действительно, она никогда не бывала, хотя предосудительного в помещении было только то, что оно было темно, нечисто и беспокойно, – словом, совсем не такое, такое нужно было бы Розе Фаддеевне и её матери после перенесенных потрясений. Казалось, после того, как их именье было разорено, сожжено, вытоптано, родной, любимый город занят неприятелем, сами они из владетельных, счастливых людей обратились в «беженок» – несчастья как бы исчерпались, но обе женщины имели храбрость считать, что их мытарства только еще начались.
– Впрочем, чего же нам и ждать? Самое подходящее место!
Мать, Марианна Антоновна Слива, стояла у окна, смотря на гостинодворские склады. Огня не было зажжено, и свет проникал только с улицы да из коридорного окна над дверью, ничем не занавешенного.
– Отчего вы в темноте, мама!
– Разве темно? Я не заметила, задумалась.
– Устала я очень!
Марианна Антоновна быстро повернулась. Она казалась, скорее, сестрою, нежели матерью Розы. Круглое лицо с широко расставленными и приподнятыми скулами, живые, темные глаза и блестящие черные волосы были нежны, но вместе с тем, энергичны. Дочь казалась более элегической, с капризным ртом и бледными, слегка одутловатыми щеками.
– Зачем же ты ходила? Я тебе говорила, что этого совсем не нужно: я всё сделаю, я отыщу брата Эспера, и он всё устроит.
– Что он там устроит!
– Что может. Теперь нужно делать, что можно, не мечтать, немного пожаться. Что ж делать? У нас есть крыша и хлеб, и за это слава Богу! У других и того нет!
– Что же, мама, вы сравниваете нас с нищими? Конечно, им еще хуже, но они к этому привыкли.
– У нас ничего нет, значит мы – нищие.
– У нас есть фамилия – Слива, значит, мы не можем быть нищими. Если бы был жив отец!
– Тадеуш понял бы меня…
Дочь сомнительно покачала головой, отодвинула стул от стены, по которой полз таракан, и, помолчав, начала:
– Ты не выходила, мама?
– Нет, нет… Ведь ты же просила!..
– Да, я просила этого не делать, не унижаться…
– Я и не ходила.
– Спасибо.
Шляпа из черной соломки с желтой одной розой лежала на переддиванном столе. Девушка, глядя на нее, снова спросила:
– Вы, правда, не выходили?
– Нет, нет… Я подшивала цветок на шляпе.
– Спросим чая.
– Не знаю, дадут ли нам.
– Позвонить. У меня есть деньги.
Роза вынула четыре скомканные десятирублевки и положила их на скатерть.
– Откуда, Роза? ты продала серьги?
– Нет.
– Откуда же?
– Я их заложила.
– Зачем, дочка?
Роза пожала плечами.
– Они еще бабушкины, старинной работы. Только сорок рублей! Как только будут деньги, нужно будет выкупить…
– Конечно, мы их выкупим, мама, – отозвалась дочь совершенно безнадежно.
В двери постучались.
– Войдите! – сказала Марианна Антоновна, ду мая, что слуга принес чай, и совершенно забыв, что она не звонила.
На пороге стоял господин в пальто и шляпе, с газетой в руках.
– Это – седьмой номер?.. была публикация…
– Это ко мне, ко мне!.. – заговорила, вся покраснев, Роза и поспешно вышла в коридор.
– Что это значит, Роза? – спросила старшая Слива, когда дочь вернулась минут через пять.
– Ничего особенного. Я поместила объявление, что ищу письменной работы, – и вот нашла…
– Боже мой, Боже мой! Но почему ты мне ничего не сказала? Что о тебе подумают! Приходят какие-то чужие мужчины!
– Вы – смешная, мама. Конечно, чужие! Откуда же ждать знакомых, когда их нет? И потом этот господин уже не молодой и с виду показался порядочным.
Она посмотрела на визитную карточку и прочла вслух:
– Калист Петрович Роланов.
– Как, как?
– Калист Петрович Роланов.
– Ты не пойдешь туда, Роза! – воскликнула Марианна Антоновна.
– Почему? Я уверена, что ничего дурного не произойдет, а, между тем, нужно же что-нибудь делать! Это лучше, чем вам ходить и выпрашивать подачки.
– Я не об этом. Место – Бог с ним, иди, но не к Роланову.
– Разве вы его знаете?
– Что ты! откуда мне его знать?
– Почему же иначе вы против того, чтобы я у него занималась?
– Это невозможно! Ну, мне его лицо не понравилось.
– Не понимаю! пожилой человек! я думаю, – он вам ровесник.
– На полтора года моложе! – вырвалось у Марианны Антоновны.
Роза пристально посмотрела на покрасневшую мать и потом, рассмеявшись, заметила:
– Хорошо, я откажусь от этого места, но нельзя же так проговариваться.
– Ты, Роза, Бог знает, что думаешь!
– Что же я могу думать? Я просто думаю, что вы г. Роланова знаете и имеете какие-нибудь причины, которых я не доискиваюсь, не желать, чтобы я у него занималась. Вот и всё.
Вероятно, Роза не написала письма Роланову, потому что дня через три он опять стучался в ту же дверь седьмого номера. В комнате находилась одна старшая Слива. Посетитель хотел было сейчас же уйти, но хозяйка его удержала.
– Вы хотели видеть мою дочь? Её нет дома.