– Вот что. Нехорошо быть сплетником. Я уверена, что ты всё наврал и напутал. Твоя мама не может на меня сердиться, потому что меня не знает. Может быть, я и не приду к вам, но вовсе не потому, что ты мне тут говорил. А теперь пойдем к детям, они играют в лапту.
– Я не пойду, они меня вздуют.
– Какие глупости! Ты гость, и никто тебя обижать не будет…
Она встала и, взяв Гришу за руку, повела к лужайке, откуда несся всё время крик.
Появление врага вызвало молчаливое и удивленное негодование, но Зоя Петровна сказала что-то по-немецки, и Гошка, подойдя к Кравченку, проговорил только:
– В какой партии ты будешь играть?
Но как-то крик и веселье уменьшились, и лишь когда гость не поймал мяча, а Фря дала ему за это подзатыльник, всё пришло в желательную норму.
Посещение Гришей пасторского семейства нс осталось тайной для судейской партии. Не зная причин такой очевидной измены, все напрасно ломали голову, стараясь догадаться, чем был вызван этот непонятный визит. Так как Гриша отмалчивался, или даже совсем отрицал свой поступок, то решили устроить суд. Место выбрали на небольшой полянке, между кустами, недалеко от судейских кухонь. Там почти всегда была страшная вонь, так что туда никто не ходил. Притом, по слухам, там водились змеи. Так что место для суда было самое подходящее, напоминая преступнику и черноту его поступка, и близкую возможность наказанья. Конечно, это же впечатление оно производило и на судей, так что с Обклашей с места в карьер случилось несчастье, и ее на время освободили от исполнения обязанностей, а посадили под коноплю, где она сначала ревела, а потом занялась раскапываньем муравейника. Так как муравьи начали ее кусать, и она подумала, что змеи, которые сейчас выскочат, кусаются еще больнее, то она опять принялась реветь. Тогда ее определили в караульщицы, отвели к кухне и посадили на помойку, а голос свой она передала председателю Евграфу Лукьянову. Он был гимназист первого класса и, чтоб отличить себя от прочих членов собрания, перевернул форменную фуражку козырьком назад и взял в руки палку.
Было ужасно торжественно. Зачем-то принесли даже пепельницу из дому. Принесла ее Обклаша и долго не соглашалась ее отдавать, желая сохранить ее и на помойке. Ее поддерживала и Зина, в качестве женщины, уверяя, что мальчишки всегда всё отбирают, и что пепельница караульщице может пригодиться. Но кое-как их уговорили, и вместе с голосом она передала Лукьянову и пепельницу. Пепельница была в виде коровьей головы с рогами, что было очень кстати, так как к рогам привязали веревочки и повесили ее на шею председателю, что вместе с перевернутой фуражкой производило не только торжественное, но даже устрашающее впечатление. полагали было вымазать лица сажей, по решили, что и так хорошо. Так что с внешней стороны всё было очень прилично, но речь обвинителя не очень удалась. Начал он хорошо:
– Подсудимый, Григорий Кравченко, вы обвиняетесь. – Но в эту минуту коровья голова как раз оборвалась и упала ему на ногу. Он поджал ногу и продолжал совсем просто, очевидно, не будучи в состоянии без атрибутов сохранять торжественности.
– Зачем ты ходил к немцам? Их дуть надо, а не играть с ними! Тоже нашел товарищей! Они и говорить то по-русски не умеют, как следует. У нас же был уговор с ними не водиться. Ты им не верь, они тебя вздуют, и мы теперь будем тебя дуть.
Он долго говорил в таком роде, но кончил опять хорошо:
– Да, Григорий Кравченко, так только паршивцы делают, и как мы тебе морду набьем, тебе же стыдно будет.
Так как Гриша молчал, то его стали спрашивать по вопросам.
– Ведь ты был у немцев?
– Был.
– Зачем же ты туда ходил?
– Просто так.
– Таких вещей просто так не делают. Ты там что-нибудь ел?
– Ел пирог с малиной и варенье.
– Может быть, ты хотел съесть у них весь пирог и всё варенье, чтобы они умерли с голоду?
Очевидно, обвиняемому указывали пути, которыми он мог оправдаться.
– Ты играл там?
– Играл.
– Может быть, ты забросил мяч или сломал ракетку, чтобы они больше не играли?
– Нет.
– Зачем же ты туда ходил?
– Он высматривал позиции, – подсказал кто-то, но Гриша ответил:
– Меня туда мама послала.