Антивыборы 2012

Помимо аппаратного загнивания и бюрократизации, выхолащивания марксизма и его полного отрицания, не говоря уже об идеологической всеядности, компартии в развитых капстранах столкнулись с сильной конкуренцией на традиционном поле своей активности. Социальная защищенность, достигнутая в СССР и других социалистических странах, до поры способствовала популярности коммунизма. По мере роста социального обеспечения, становления систем социальной защиты, медицинского страхования и др., развитые капиталистические страны уже в 60-х годах во многом превзошли достижения реального социализма. Для трудящихся Европы, Америки, Австралии Японии и даже многих других стран Азии, да и Африки, привлекательным примером развития и центром притяжения, а значит и идеологического влияния, становился развитый капиталистический Запад, со всеми его потребительскими ценностями и антикоммунизмом. Перераспределение доходов «по справедливости», что также было всегда сильным козырем коммунистов, в развитых капстранах было постепенно осуществлено, хотя и частично, во многом чисто формально через дифференцированное налогообложение. Рост среднего класса и исчезновение пролетариата в его классическом виде, что привело к поправению не только белых, но и «синих воротничков», неуклонный рост занятых в сфере обслуживания одновременно с ростом числа мелких и средних предпринимателей, нейтрализация безработных путем компенсаций за пребывание в «резервной армии труда», фермеров — за счет выплат за «невыпас и невысев», рост потребления в целом, не говоря уже об опосредствованном социальном контроле и манипуляции сознанием, истощили революционный потенциал трудящихся масс. В этом, кстати, можно было убедиться в ходе экономического кризиса 2008–2009 гг. — активных выступлений трудящихся вне профсоюзных митингов и кратковременных забастовок не наблюдалось практически нигде. Революционность перешла к «антиглобалистам» и другим протестным движениям, которые добиваются не социальных перемен, а осуществления конкретных программ — университетской реформы, охраны окружающей среды, и т. д. при сохранении существующего социального строя. К концу ХХ века численность протестного электората, на который традиционно опирались компартии, резко сократилась вместе с уменьшением числа людей живущих ниже уровня бедности или немного выше этой черты. Была нарушена семейная традиция — дети и внуки коммунистов в компартии не вступали и их никак не поддерживали. Термин «коммунистический» перестал автоматически восприниматься, как синоним слова «прогрессивный». Скорее наоборот. Еще в годы «холодной войны» в сознании обывателя стояли в одном ряду слова «коммунистический», «сталинистский», «тоталитарный», «репрессивный». Обучение подрастающего поколения на Западе шло именно в этом духе, начиная с 70-х годов, после потрясения студенческих революций «новых левых». В ходе этих «революций», кстати, компартии показали, что их революционность — всего лишь миф, а поэтому студенческая молодежь отказала им в доверии повсеместно. Окончательный разрыв компартий с левой интеллигенцией произошел примерно в тот же период после событий 1968 года в Польше и Чехословакии, после вторжения в Афганистан и гонений на диссидентов по всему соцлагерю.

Интеллигенция в массе своей сдвинулась с левого фланга к левому центру, к социал-демократии. Прежде всего, потому, что при правительствах социалистов и социал-демократов борьба за права человека, за восьмичасовой рабочий день, за сокращенную рабочую неделю стала делом государства, профсоюзов, неполитических правозащитных организаций, Совета Европы, Европейского парламента, различных международных институтов, прежде всего структур ООН, и т. д. Коммунисты в этой борьбе перестали играть ведущую роль. Их опередили. Социализм — в виде социального государства — был построен на Западе, причем в лучшем виде, чем в странах «реального социализма», включая СССР.