При Хрущеве и Брежневе за «руссоцентризм» из партии исключали и снимали с ответственных постов без звука. Когда я пришел на работу в «Правду» в 1970 г. мне сразу же пришлось столкнуться с «интернационалистами», которые слово «русский» на дух не переносили. Как-то я написал статью, в которой несколько раз употребил слово «русский». Я принес ее в гранках на подпись «В номер!» ответственному секретарю, и тот на моих глазах везде исправил это слово на «советский». А в сочетании «русские народные сказки» тоже вычеркнул крамольное слово, только что не вставил «советские». Могучий Валерий Ганичев, председатель Союза писателей России мог бы много рассказать о том, как он в бытность главным редактором издательства «Молодая гвардия» сражался за право русских писателей быть русскими и писать о России. Сергей Семанов, в то время главный редактор журнала «Человек и закон» за те же самые «проступки» попал под колпак КГБ вместе со своими единомышленниками. Мало кто знает о «русской партии» в КПСС, члены которой работали даже в самом ЦК КПСС на ответственных должностях. Одним из них был заведующий ближневосточным сектором в международном отделе светлой памяти Иван Милованов, под началом которого работал Юрий Иванов, автор взрывной по тому времени книги «Осторожно, сионизм!». У меня в «Правде» тоже было немало единомышленников, и каждый на своем месте делал все, что мог, дабы хоть как-то приподнять русский народ, который последовательно гнобили в соответствии с установленной еще в 1917 г. «линией партии». Только что не объявляли «вне закона». Конечно, далеко не все получалось из того, что мы пытались сделать. Но все же то просвещение, которым полулегально занималась «русская партия» в КПСС, принесло свои плоды. Прежде всего, удалось не допустить разнузданной антирусской пропаганды. На нас вынуждены были оглядываться и учитывать популярность тех книг и статей, которые мы иной раз просто чудом печатали. Попытка будущего «прораба перестройки» А.Н. Яковлева развязать антирусский шабаш после его русофобской статьи об «Антиисторизме» обернулась тем, что автора отправили послом в Канаду с высокого партийного поста, где он и просидел вплоть до прихода Горби к власти. На время господа попритихли. Но только на время. Исподтишка работали. Строчили на нас доносы. Всячески дискредитировали. В результате в широкое обращение наши книги так и не поступили. Что-то гноили на книжных складах. Что-то сжигали. Но главное — советские СМИ хранили гробовое молчание каждый раз, когда выходила книжка, прочитать которую должен был бы каждый русский человек. Получалось, что она вроде бы и не выходила. Так поступали не только с книгами малоизвестных по тем временам авторам, но даже с такими писателями, как Василий Шукшин и Валентин Распутин. И сегодня замалчивают наши книги, но уже не только в прессе — делается все, чтобы на российском книжном рынке о них никто не узнал. Так что говорить об «утверждении идеологии руссоцентризма» аж с 30-х годов — это своеобразная фальсификация истории.
Происходило скорее другое — в результате подавления большевиками национально-патриотических чувств русского народа он действительно становился больше советским, чем русским. Феномен этот прекрасно описан у Александра Зиновьева в его книге «Гомо советикус». Многовековая привычка русских деревень жить единым миром, у всех на виду, соизмерять и моделировать себя, как личность, с безликостью общины, как ни странно на первый взгляд, во многом помогла большевикам утвердить в России ту социальную среду, которая и породила человека нового типа «гомо советикуса», или как его шутливо называл А.Зиновьев «гомососа». На Руси издревле осуждали тех, кто обособлялся от общины, выделялся из толпы. Быть «как все», чтобы в доме было все «как у людей», быть «не хуже других», но вместе с тем и не «заноситься» — вот та мораль крестьянской Руси, которая полностью устраивала коммунистических манипуляторов массовым сознанием, тех, кто управлял народом, как трудовой армией. Последовательно уничтожая реальных и потенциальных лидеров и бунтарей, большевики создали, путем террора, подавления и массовой пропаганды такую социальную и политическую среду, в которой могли выживать только безликие гомососы. И тем самым — на долгие годы обеспечили законопослушность и покорность основной массы русского народа, предложив ему взамен реальных прав и свобод «заботу» патерналистского государства, систему тотальной социальной защиты. Когда Союз рухнул, исчезла и та среда, в которой единственно и было возможным существование Homo Soveticus: система всеобъемлющей коммунальности по имени «реальный социализм». И для большинства русского народа, как показывают социологические опросы, это было и остается подлинной трагедией.