Антитело

А Степан все говорил и говорил.

2

Сытин не спеша шел к магазину, помахивая сеткой. Вчера вечером он почувствовал первые признаки простуды, которые к утру, несмотря на принятые меры, заметно усилились. Он решительно не представлял, где мог подхватить заразу. Конец мая, дни стояли теплые, даже жаркие, и тут такое. Все утро его мучил насморк, который к обеду усилился так, что дышать носом стало невозможно. Жена советовала ему лежать, но он не послушал. Насморк — еще не конец света, да и яркий солнечный свет и тепло помогут скорее, чем затхлый, пропитанный микробами, воздух дома. Сытин решил, что ничего плохого не будет, если он прогуляется к магазину и прикупит мандаринов — живых источников витамина С. Они всегда повышали ему настроение — с самого детства, когда казались несбыточной мечтой. Теперь их достать просто — иди и купи, но все равно, своего магического действия от этого они не потеряли.

По дороге он встретил огромного, как бетонный блок и шумного Корнея, и тот поведал, что мусоровоз, который приезжает в поселок по утрам дважды в неделю, чуть не упал сегодня в кювет, потому что Сашка — «итить его за ногу, был пьян, как сволочь!». Сытин обратил внимание, что Корней, который раньше никогда не болел, мучается сухим кашлем и говорит тише, чем обычно. Петрович, встреченный возле самого магазина, тоже выглядел плохо — жаловался на сердце, и Сытин посоветовал ему идти домой, а не шляться по улице. Эти встречи взволновали его. Появилось непреодолимое, упрямое ощущение надвигающейся беды. Так бывало и раньше, во время северных вахт, когда Сытин первым чувствовал неприятности. Чувствовал еще до того, как они происходили, воспринимая мельчайшие признаки грядущей напасти. Он очень редко ошибался.

В поселке было необычно тихо. В небе не летали птицы, хотя в другие дни их бывало множество — ласточки давно облюбовали расположенные на отшибе дома и строили под крышами свои гнезда. Когда там появлялись птенцы, воздух наполнялся нестерпимым гомоном, который Сытин воспринимал, как голос жизни. Но сейчас этот голос молчал.

У входа в магазин сидели две старухи, занявшие это место, наверное, еще при Иване Грозном. Они сидели неподвижно, выставив вперед клюки, похожие одна на другую и смотрели прямо перед собой. Сытин поздоровался и, не получив никакого ответа, прошел в помещение.

Рафик, продавец и хозяин, сидел за прилавком и смотрел новости по маленькому телевизору на стене.

— Добрый день, — поздоровался Сытин.

— Привэт, — отозвался Рафик, не отрывая глаз от экрана.

По фруктам ползали мухи. Сытин почувствовал раздражение. В этом магазине всегда было неприятно находиться — он смахивал на темную пещеру, грязную и неопрятную, пропахшую сгнившей картошкой. Холодильник в углу гудел, и этот низкий гул давил на уши. Но выбирать не приходилось, ближайшая альтернатива — это Горенино, а туда не вдруг поедешь. Сытин прошел к мандаринам, согнал мух и стал осматривать каждый.

3

Настя сидела в библиотеке и читала вслух книжку про Винни-Пуха. Вокруг, на маленьких стульчиках, словно галчата, разместились четверо ребятишек и слушали сказку. Она читала автоматически, а мысли ее витали далеко.

Настя думала о Глебе. О себе и Глебе. О том, что было между ними, и о том, что есть между ними теперь. Не в первый раз подобные мысли приходили ей в голову, но она гнала их, не желая чувствовать себя предательницей. Любовь прошла, если вообще была. Чувство только начало зарождаться, и возможно — возможно — выросло бы во что-то большое и прекрасное, но обстоятельства грубо вмешались в этот тонкий процесс. Слишком много событий, слишком быстро, слишком страшно. И теперь все казалось каким-то скомканным, сложным и болезненным.

Насте было стыдно признаться в этом даже самой себе, проговорить это в собственном сознании — отвратительно стыдно — но ей очень хотелось все бросить. Она устала бороться с собой и с матерью, она не хотела ничего бояться и вообще — хотела, чтобы все это происходило не с ней. Она бы так и поступила, если бы не одно обстоятельство. Одно маленькое обстоятельство — Аленка.

Настя очень хорошо помнила это звонкое создание, такое милое, такое светлое — она помнила, как Аленка, подпрыгивая, шла рядом с матерью, держа ее за руку, как каждую минуту останавливалась, нагибаясь к какому-нибудь цветку или травинке и кричала: «Подождите-подождите!». И царапину возле носа, маленькую, похожую на волну.

«Но что я могу предпринять? Бросится в пекло, чтобы самой стать такой же? Что я могу сделать, кроме как тупо жертвовать собой?»

Она не знала.

— Настя!

Тоненький голосок вывел ее из транса. Говорил Павлик — старший из ее группы.

— А?

— Ты перестала читать.

— Правда? Извини.

Она мотнула головой, стряхивая на время сомнения и страхи.

— Так вот…

4