Антипиранья

— В Шарлоттенбурге. Может, сегодня вернется мой папа. Тогда он проведет тебя до вокзала. Ты сам увидишь город. Оттуда он как на ладони. Но дальше тебе нельзя. Дальше позиции дивизии народных гренадеров. А ты же русский.

— Ну и что, что русский?

— Как что? — возмутилась Ирма. — Тебя сразу застрелят! Там уже немцы!

Голова Дениса неприятно закружилась. Он сглотнул тошноту, подкатившую к горлу, и посмотрел в глаза Ирме, надеясь увидеть там искорки еле сдерживаемого смеха.

— Ты хочешь сказать, что сейчас война?

— У тебя, наверное, жар, да? Ты был совсем раздет и, конечно же, заболел!

— Погоди-погоди! — Денис вскочил и схватил Ирму за руку. — Последний вопрос. Только ответь мне честно, поняла? Никаких розыгрышей или дурацких шуток! Смотри мне в глаза и скажи, какое сегодня число.

— Двадцать восьмое марта, — испуганно ответила Ирма и попыталась выдернуть руку.

— А год? Какой год?

Она попятилась и еле слышно выдавила:

— Сорок пятый.

Денис долго, как оглушенный, смотрел ей в глаза, затем нехотя отпустил руку, подошел к окну и выглянул наружу. Перед ним раскинулось поле, по которому он недавно шел. Дальше тянулся лес. Ничего необычного. Безликий весенний пейзаж, каких много где-нибудь в лугах Ленинградской области.

Он в сердцах ударил кулаком в стену и выкрикнул:

— Не верю! — Затем, спохватившись, бросился в подвал. — Я сейчас выведу тебя на чистую воду!

Он вспомнил, что видел там газеты. А на газетах всегда есть дата выхода! Пусть они и не на русском языке, но число и год он уж как-нибудь разберет?

Денис разорвал подшивку, поднес пестрые листы к свету и взглянул на даты. Газеты были разными. Их собирали не один год. Были и свежие — сорок пятого, были и позапрошлогодние — сорок третьего года. А еще у всех рядом с названием красовался орел, раскинувший крылья и вцепившийся когтями в кольцо со свастикой внутри. Все еще не веря увиденному, Денис даже попробовал порвать несколько листов, и они разорвались с противным треском, как обычные газеты.

Он тяжело поднялся по ступеням, присел рядом с Ирмой, гревшейся у буржуйки, немного помолчал, потом обронил безразличным, пустым голосом:

— Ты мне можешь не верить, но я знаю, что сейчас две тысячи одиннадцатый год. И сейчас жаркое лето. А вот это все — это мой бред. И ты тоже.

— Тебя, наверное, контузило. Удивительно, что ты помнишь свое имя. Иногда люди даже это забывают. Тебе нужно отдохнуть. В соседней комнате на полу есть матрац, ляг, поспи. А я соберу снега, вскипячу воду и попробую положить тебе на грудь горячий компресс.

Ирма ушла, а Денис продолжал сидеть и смотреть на огонь. Мозг, вместо того чтобы хаотично метаться в поисках выхода, тупо застыл, будто скованный льдом. Не в силах переварить увиденное, он просто отключился и перешел в режим ожидания более реалистичной информации.

— Прячься! — вбежала вдруг назад Ирма.

— Зачем?

— Там солдаты! Беги в подвал, а я потушу печь!

Денис выглянул в окно и увидел двух солдат в защитных гимнастерках и серых телогрейках. В руках у них были старинные ППШ с круглыми дисками. Солдаты бежали к дому, очевидно успев заметить Ирму. Один направился к входу, другой пригнулся под окнами и пошел в обход.

— Ну же! — ждала его у входа в подвал Ирма.

— Ты иди, а я здесь останусь.

При виде оружия у Дениса включился инстинкт самосохранения, запустивший армейские знания и рефлексы. А первый из них гласил: нельзя лишать себя маневра, забившись в подвал с единственным выходом.

— Сиди тихо, а я здесь побуду.

Он закрыл за Ирмой дверь в подвал и вернулся в коридор. Прижавшись к дверному косяку, Денис замер, ожидая гостей.

— Тимоха! Я видел, она забежала в дом! — крикнул кто-то под окном. — Ты иди с крыльца, а я здесь покараулю, чтоб не сбёгла!

Невидимый пока Тимоха отозвался совсем рядом, через стену:

— Не сбежит, Гаврила Иваныч! Я уже в доме! Может, гранату бросить?

— Не дури! Девчонки испугался?

За дверью скрипнули шаги, и Денис увидел тень, застывшую на пороге. Тимоха немного потоптался там, наконец решился и шагнул внутрь. Перед Денисом появился черный ствол, затем рукав телогрейки. Пропустив солдата еще немного вперед, он мягко взял автоматный ремень, а затем мощным ударом подсек ему ноги, подбросив сапогами кверху. Тимоха выполнил в воздухе изящный кувырок и рухнул на спину, оставив автомат в руках Дениса.

— Тихо, — прошептал, придавив ему грудь коленом, Денис. Два пальца он вонзил солдату в кадык, не давая возможность крикнуть. — Тихо. Дернешься, сверну шею. Понял?

Тимоха, не в силах кивнуть головой, часто заморгал глазами.

— Вот и молодец. А сейчас зови. — Денис ослабил хватку и для убедительности легонько двинул солдату в ухо.

— Гаврила Иванович, — испуганно захрипел Тимоха, тараща глаза на занесенный над ним кулак.

Призыв получился слабеньким и хриплым, но Гаврила Иваныч его услышал и засмеялся:

— Чего ты там сипишь! Поймал уже что ли?

На крыльце застучали частые шаги сапог. Вбежавший Гаврила Иванович со света не сразу рассмотрел в ногах Тимоху и, получив удар в затылок, тут же распластался рядом.