Хорошо, за мной бежали опытные ребята, и две девки еще из ЦЗЛ, они меня вытащили. При этом мой башмак и носок засосало в трясину. Я босой, а бежать-то через лес. Девчонки спрашивают: «Саша, как вы будете бежать?» – «Я мужчина, я добегу!»
Все меня обогнали, конечно, но когда я – грязный, в одном башмаке и со второй голой ногой – добежал, мне аплодировал весь завод, признали меня чуть ли не местным героем.
А в понедельник я пришел на завод, ко мне подошел начальник ЦЗЛ и сказал:
– Александр! Мы твои должники, все, что от нас надо, мы вам сделаем…
И если раньше своими силами я успевал за время командировки сделать 2–3 эксперимента и потом в течении трех недель обрабатывал результат, то теперь я делал 50 экспериментов и их результаты вся ЦЗЛ обрабатывала в течении трех дней.
Это была огромная база данных! Гигантская! И каких данных! Рентгенография, кристаллография, микротвердость и даже электронная микроскопия, а последнего добиться тогда было практически невозможно – очередь стояла на электронные микроскопы, редки они были в Союзе… Но главное даже не это!
А то, что мне позволили на их станах ХПТС[38], на которых завод имел право только цирконий катать, экспериментировать на нержавеющей стали, титане, алюминии, алюминиево-магниевых сплавах. Спрашивается, откуда я брал эти сплавы и металлы? Дело в том, что я ездил еще в Самару на металлургический завод, где тоже проводил эксперименты. Но там месяцы потратишь, а результат – пшик, в то время как в Глазове у меня был «свой» завод и целая ЦЗЛ «в подчинении». Поэтому я обычно брал чемоданы заготовок из спецсплавов с собой в поезд и вез в Глазов, проносил их через спецохрану завода – это ж секретный ящик, как и все почти в СССР! – и делал все эксперименты там. Поэтому у меня были данные не только по цирконию, но и по нержавейке, титану, молибдену, алюминию, магнию, ниобию.
Так и это еще не все! Мне удалось сделать даже шлифы из самого очага деформации, что почти невозможно, поскольку этого никто не разрешает. Ты представляешь, что это такое – идет прокатка, а мы останавливаем стан, разбираем его (!) и вытаскиваем недопрокатанную заготовку. То есть мы как бы останавливаем время – фиксируем материал во время течения, режем и смотрим под микроскопом. Этого практически никто никогда не делал. Вернее, делал в Днепропетровске один доктор наук, потому что за ним стоял весь завод. И я сделал – простой московский аспирант-первогодок!
В итоге мои добрые коллеги из института меня обворовали – просто украли тысячи фотографий и шлифов. Этого уникального материала, который никто бы никогда не добыл в такие сроки и с таким разнообразием, хватило бы на двадцать докторских диссертаций, а не на одну мою кандидатскую, поэтому не удивительно, что его украли. Но к счастью, я успел все зафиксировать и подтвердить ту самую закономерность, на которую ранее обратил внимание – два раза в месяц парадоксальный всплеск всех показателей разной природы – механических, физических, электрических…
Инновационность моего метода состояла еще и в том, что я решил поменять парадигму рассмотрения процесса. У нас по сей день действует механическая теория, то есть твердое тело воспринимается как совокупность многих маленьких тел-кубиков, а дальше действуют законы Ньютона. А я решил применить термодинамическую теорию бельгийского физика с российскими корнями Ильи Пригожина, который занимался вопросами самоорганизации. Я стал рассматривать замкнутую систему с независимыми параметрами и меняющимися операторами. Этот прорывной метод удобнее, когда тебе надо объяснить, почему при классической деформации в 67 % происходит разрушение, а при трехстороннем сжатии ты достигаешь 70-и, 80-и процентов, а один раз у меня было на цирконии 93 % деформации – и без разрушения.
Короче, мне были нужны объяснения, почему вдруг дважды в месяц случаются странные числовые выбросы. И однажды меня буквально осенило – это же лунные циклы!
Но как лунные циклы могут влиять на прокат? И тем не менее совпадение было полным – самый большой всплеск был в полнолуние, а маленький – в новолуние, и так каждые 14 дней. Меня это дико возбудило!
У меня был допуск, и я пошел в Ленинскую библиотеку поискать в спецхранах что-нибудь про это. И наткнулся на астрологические трактаты, работы Чижевского. Тогда все это было для советских людей в новинку, поэтому я начал какие-то вещи конспектировать[39].
А потом, сделав диссертацию досрочно – не за три года, а за полтора, поскольку мне помогала целая ЦЗЛ, я вышел на предзащиту. Встал и честно рассказал, почему у меня именно такие значения деформации и выбросы параметров – это влияние лунных циклов! После чего мне заявили, что все это – бред сумасшедшего, что только психбольной может заявить, будто Луна влияет на прокатный стан. И послали меня на хер.
Я настолько обиделся, что вышел из института и пошел, куда глаза глядят. Иду по Ленинскому проспекту в никуда и думаю: вот же сволочи, даже вникнуть не захотели, а у меня ведь все корреляции подсчитаны!