Дошел я до площади Гагарина, пересек ее и вдруг вижу надпись на здании «Институт металлургии имени Байкова Академии наук СССР». А дай-ка, думаю, зайду! Охраны нет, зашел. Иду по пустым коридорам, вдруг вижу – один кабинет открыт. В кабинете два человека – пожилая женщина и какой-то мужик. Они спрашивают: молодой человек, ты чего здесь делаешь, кто тебя сюда пустил?
– Да вот, – говорю, – зашел поинтересоваться, нет ли здесь людей, которые разбираются в металлургии?
– А ты откуда?
– Из МИСиСа.
– Знаем такой. И что тебе надо?
– Я тут работу сделал, но там одна часть посвящена самоорганизации в металлах по Пригожину, и я не знаю, кому ее дать почитать.
И вдруг эта женщина говорит: давай мне! Ну, я им и оставил. И ушел. И забыл. Успокоился, думаю, ну, ладно, хрен с ними, не буду ничего ни про самоорганизацию, ни про Луну говорить, буду в диссертации объяснять, как все объясняют – в соответствии с решениями партийного съезда, что называется.
А через месяц меня вызывает ректор:
– Толмачев, у нас с тобой всегда проблемы!
Оказывается, в МИСиС пришло письмо из Академии Наук, из Байковского института о том, что к ним в руки попала работа аспиранта Толмачева, посвященная тому-то и тому-то, работа потрясающая, перспективная, интересная, абсолютно прорывная… Слушая это, я прямо воспрял духом! А ректор вдруг говорит:
– Ты чего ж, сука, делаешь? У тебя закрытая работа, а ты рассекретил ее, ты достоин, тварь, чтобы тебя закрыть.
Меня даже хотели из комсомола пинком под жопу выкинуть, но потом успокоились. А еще через месяц пришло письмо с биологического факультета МГУ, текст примерно такой: ректору МИСиС, нам досталась одна из глав диссертации вашего аспиранта Толмачева по самоорганизации в неживой природе, а мы сейчас проводим эксперименты на живой, по растениям, у нас все то же самое получается, что и у него, нельзя ли прислать всю работу Толмачева целиком?.. И опять меня взгрели за утрату секретности.
Но я уже понял, что в этих космических циклах, то есть в астрологии, что-то есть, раз они влияют и на неживую природу, и на живую. И потому после прочитанных книг из спецхрана я просто стал наблюдать за людьми. Данные-то я анализировать привык… Едешь в командировку, делать нечего, сидишь в плацкартном вагоне и говоришь с людьми, записываешь в тетрадочку. Так что можно сказать, я в астрологию влез через живую статистику: у каждого человека есть некие всплески в жизни, знаковые события, которые он четко помнит, я стал эти всплески записывать в тетрадочке у себя – вот Вася Пупкин из поезда такого-то, он тогда-то родился, тогда-то женился, тогда-то у него произошло в жизни знаковое событие. И тоже вырисовывались определенные закономерности…
Но на этом история с диссертацией не закончилась. Для того, чтобы выйти на защиту и предзащиту, мне нужно было пройти некоторые бюрократические процедуры – сдать диссертацию ученому секретарю, чтобы она проверила публикации, заключения, внедрения и всякие иные формальные требования к диссертации. И эта формальная процедура самым парадоксальным образом оказалась вторым моим шагом в мистериальные круги!.. В общем, в конце 1987 года я пришел в кабинет к ученому секретарю нашего института Татьяне Ащиной и сказал, что я сделал диссертацию. Дальше произошло то, чего я никак не ожидал.
Она небрежно швырнула мою диссертацию на стол, закрыла дверь, поставила меня к двери спиной и сказала:
– Смотри на меня!
Я уставился на ученую женщину. Ащина достала из стола две проволоки, изогнутые буквой «Г» (потом я узнал, что они называются рамками, а тогда все всем было в новинку) подходила ко мне, отходила от меня и все время приговаривала:
– Ох, ты смотри, какой!.. Ты откуда такой взялся?
– Кафедра ОМД.
– Ага, ага… Завкафедрой там Потапов ведь? А научный руководитель у тебя кто?
– Шейх-Али.
– Угу, угу… Понятно, понятно… Парень, ты иди пока, тебе позвонят.
Ладно, думаю, спорить не буду, ведь если ученый секретарь не подпишет бумагу, просто не выйдешь на защиту. И долго ждать не пришлось. Вечером того же дня произошло следующее. Позвонили на кафедру, а я был в дальнем корпусе, который возле Горного института, прибежал к телефону, мне говорят: вы должны явиться к ученому секретарю сегодня. И хотя это было довольно поздно вечером, разумеется, я явился.
Ащина велела мне сесть в машину. Я сел в ее «Жигули», мы приехали на набережную неподалеку Смоленской площади – туда, где раньше был индийский магазин «Ганг», к полуподвальному помещению во дворе. У входа стоял охранник в штатском без всяких опознавательных знаков с короткоствольным автоматом Калашникова. Это в 1987-м году-то! Охранник на меня строго посмотрел, и Ащина коротко бросила: «Он со мной!»