Антиквар

– Самоубийство? Хрен тебе по деревне, Юра, а не самоубийство! Дело-то слишком громкое вышло. Понял Пал Григорьич, что даже ему такое с рук не сойдет. Да, откровенно говоря, и у нас к тому времени на него столько материалов скопилось – Председатель уже зубами скрипел. Короче, пристрелил он сынка собственноручно… Избежал позора. Однако карьера его после той истории на закат повернула. Года не прошло – по состоянию здоровья из состава ПБ и со всех постов… в небытие. Умер лет через пять, кажется.

– А те двое?

– Отправили служить куда-то в Тмутараканск. Кто знает, где они теперь? Вообще-то в тех краях долго не живут. А если и живы, уверяю тебя, убивать щербаковскую дочку в Москву не поедут. Зачем?

– Это понятно.

– Понятно, значит? Ну, слава Богу! А то прибежал, глаза горят – уголовники, сообщники, ату! Нет, Юрик, те дела любой уголовщины страшнее были.

– Но кто-то все же ее убил?…

– Не знаю, дружок. Тут я тебе не помощник. Копай. Раскопаешь. Ты парень цепкий. А удивительно все же, что Галина Щербакова так долго протянула. По моему разумению, ей за Димкой прямая дорога была. Такая любовь неземная. Прямо – Шекспир.

– Ну вот теперь и вы о любви, Николай Парфенович. Меня сейчас другое интересует: коллекция Непомнящего куда делась? Они ведь не один портрет взяли – все собрание.

– Твоя правда – все. Согласно показаниям этих двух… холуев, прости Господи, той же ночью отвезли на дачу Загорного. Охрана подтвердила.

– И он не выдал?

– Нет.

– И не спросили, хотя бы после отставки?

– Не знаю. Возможно, кто-то и спросил, из тех, кто мог спросить. Однако, Юра, хватит с тебя и того, что я сказал.

Они просидели еще довольно долго – говорили о многом.

И выпили достаточно, и закусили.

Но пора было в дорогу подполковнику.

Взялся за гуж – следовало его тащить.

Генерал с такой постановкой вопроса был согласен.

– Ступай с Богом. Удачи тебе. Людмиле привет. И скажи-ка мне, ты теперь не скоро в эту – черт бы ее разнес – Чечню? Только ведь оттуда… – В бесстрастном голосе старика отчетливо прозвучала надежда. Вишневский, однако, ее не поддержал. Все между ними всегда было по-честному. И теперь – не соврал.

– Не знаю, Николай Парфенович. Там ведь по обстановке. Может, не скоро, а может, сегодня выдернут. Война.

– Война, мать ее… Ну ладно. Держись там как следует. Сам знаешь, что к чему.

Они неожиданно обнялись.

Выруливая на Рублевку, Вишневский подумал, что это впервые – обычно обходились рукопожатием.

Внезапно остро защемило в груди.

Стар был уже генерал, хоть и держался молодцом. Не приведи Бог – виделись в последний раз.

Думать об этом не хотелось.

К тому же другие насущные мысли отвлекли внимание.

Вдоль трассы, как на параде, выстроились гаишники.

Общаться с ними теперь Юрию Леонидовичу, мягко говоря, было не с руки. Он сбавил газ и постарался ехать аккуратно, не выбиваясь из общего потока.

Москва, 7 ноября 2002 г., четверг, 15.15

Не выспавшись, Лиза поднялась рано.

Собственно, этой ночью она почти не спала.

Забывалась ненадолго в тревожном полусне – и просыпалась в испуге, будто за то время, пока дремала, произошло что-то нехорошее.

Приходила в себя, успокаивалась на некоторое время, слыша подле себя ровное дыхание Непомнящего, засыпала вроде, пригревшись у его горячего плеча.

Но все повторялось снова: короткий, тревожный сон – и пробуждение в необъяснимом испуге.

Утром, едва рассвело, она бесшумно выскользнула из кровати, закрылась в ванной, с наслаждением погрузившись в душистую теплую пену.

Попыталась развеять тревогу.

Повода, сколько ни размышляла, не находила.

Зато навязчивой мелодией в сознании застряло и начало время от времени совершенно не к месту выплывать одно-единственное слово.

Любовь.

«Любовь», – повторяла про себя Лиза, вылезая из ванны, растираясь жестким – других не признавала – махровым полотенцем.

«Любовь», – неожиданно говорила она себе, выжимая сок из морковки.

Телевизор по всем каналам выдавал что-то бравурное, будто и вправду наступил праздник, а Лиза все твердила про себя: любовь…

Так, послонявшись по дому, выпив сока, посмотрев телевизор и повторив тысячу раз слово «любовь», она наконец почувствовала, что хочет спать.

И возвратилась под теплый бок Игоря, свернулась калачиком, заснула по-настоящему.

И даже телефонного звонка, разбудившего Непомнящего, не услышала.

Звонил Вишневский, как всегда – на подъезде к дому.

Однако Игорь Всеволодович решил Лизу не будить.

Они уютно обосновались на кухне, у барной стойки.

Правда, пить Юрий Леонидович отказался, спросил кофе.

А получив свое – заговорил.

Игорь слушал его, боясь шелохнуться, и даже дышал неглубоко, словно малейший посторонний звук мог помешать рассказу.

Слушал и не верил, потому что услышанному трудно было поверить. Тем более сейчас, в году 2002-м.

И верил, потому что изначально подозревал нечто подобное.

Жуткое, запредельное и вместе с тем убийственно реальное, связанное с занятием отца и его клиентами. Не кем-то персонально, а всеми, вместе взятыми, кланом тех, кто мог позволить себе в ту пору приобретать антиквариат и, значит, многое мог себе позволить.